Достоевский над бездной безумия (Лебедев, Кузнецов) - страница 81

Эпизоду «рубки иконы» непосредственно предшествуют не менее странные поступки и высказывания Версилова. Во-первых, его агрессия распространяется и на букет цветов, купленных жене: «Соня, я непременно хотел принести... этот букет, в день твоего рождения... Как я его донес – не понимаю. Мне раза три дорогой хотелось бросить его на снег и растоптать ногой... А хотелось потому, что слишком красив... Я его несу, а тут снег и мороз. Наш мороз и цветы – какая противоположность! Я, впрочем, не про то: просто хотелось измять его, потому что хорош...» Во-вторых, Версилов говорит о присутствии умершего Макара Долгорукого в комнате, спиритически-материализованно переживая его присутствие: «Я думаю, он здесь где-нибудь в комнате... Покойник...» Все присутствующие видят в странном поведении Версилова психическое расстройство: «Мама вздрогнула... странно поглядела на него; Татьяну Павловну как будто передернуло» (13; 408). А сын его – Аркадий – в своих записках пишет: «По-моему, Версилов в те мгновения... не мог иметь ровно никакой твердой цели и даже... тут и не рассуждал, а был под влиянием какого-то вихря чувств» (13; 445). Анализ поступков Версилова наводит на мысль о возможной шизофрении. Но наиболее подозрителен с точки зрения симптоматики этого длительно текущего, психопатологически сложного заболевания образ Ставрогина.

Еще прежде, чем ввести Ставрогина во взаимодействие с действующими лицами романа «Бесы», хроникер рассказывает о трех его «невозможных дерзостях», вызвавших противоречивые слухи. С одной стороны, эти поступки трактовались как пренебрежение «вредного буяна», «столичного бретера» общественным мнением, с другой – как проявление болезни.

Попробуем патопсихологически проанализировать две его «шалости». Первая заключалась в том, что один из почтеннейших старшин клуба имел привычку ко всякому слову приговаривать: «Нет-с, меня не проведут за нос!» Но однажды Ставрогин вдруг неожиданно подошел к говорящему, крепко ухватил его за нос и потянул за собой по залу.

Вторая «шалость» оказалась еще более скандальной и непонятной. Старичок-губернатор вызвал Ставрогина на «отеческий» разговор и обратился к нему с вопросами: «Скажите, что побуждает вас к таким необузданным поступкам, вне всяких принятых условий и мер? Что могут означать такие выходки, как в бреду?» Ставрогин на это угрюмо проговорил: «Я вам, пожалуй, скажу, что побуждает...» – и наклонился к уху губернатора. То т «поспешно и доверчиво протянул свое ухо» и вдруг почувствовал, что Ставрогин «...вместо того, чтобы прошептать ему какой-нибудь интересный секрет, вдруг прихватил зубами и довольно крепко стиснул в них верхнюю часть его уха» (10; 42–43).