— Почему ты так смотришь, Смирнов? — проговорил Игнатий Михайлович. — Что-нибудь произошло?
— Да нет, ничего, — тихо произнес Гага. — Вы хотите, чтобы я отвечал?
— Да хотелось бы, — пробормотал Игнатий Михайлович.
— Ну, хорошо, — Гага пожал плечами. — Что именно вас интересует?
— Урок, — робко проговорил Игнатий Михайлович.
— А-а, урок! — проговорил Гага. — Урок я не знаю.
Он сделал ударение на слове «урок», явно давая понять — что знает нечто другое, более важное.
— Да, урок… А ты выучил что-нибудь другое?
— Да ничего я не выучил! — уже почти раздраженно проговорил Гага.
— А почему же у тебя такой многозначительный вид? — усмехнулся Игнатий Михайлович.
— К сожалению, есть вещи, не предназначенные для непосвященных! — проговорил Гага снисходительно.
Игнатий Михайлович, уже протянувший было руку к журналу, чтобы поставить пару, испуганно отдернул руку и посмотрел на Гагу.
— Ты что — сделал какое-то открытие? — спросил Игнатий Михайлович.
— Ну, открытие не открытие… — скромно проговорил Гага.
— И в какой же области… это «не открытие»? Секрет?
— Во-первых, — секрет! — строго выговорил Гага. — Ну, во-вторых, эта область в науке точно не обозначена. Может быть — она слегка граничит со спелеологией, может быть — весьма относительно — с географией. Наверняка — с астрономией. Возможно, математические парадоксы там тоже присутствуют! — словно сжалившись над математиком Игнатием Михайловичем, добавил Гага.
— А с физкультурой — связано? — пробасил наш двоечник Маслекин.
— Без физкультуры открытия бы не произошло, — глянув в сторону Маслекина, ответил Гага.
— Ну — ты просто какой-то Леонардо да Винчи! — проговорил Игнатий Михайлович, — Может быть, и я заодно с тобой в историю попаду? Как учитель, не раскусивший вовремя гения и отвлекающий его от великих открытий приготовлением каких-то уроков?
— Вашей вины тут нет! — снисходительно проговорил Гага. — Вы же не можете всех видеть насквозь! У вас вон ведь сколько учеников — каждого вы не можете понять, это ясно!
— Ну спасибо, успокоил! — сказал Игнатий Михайлович. — Тогда я, быть может, все-таки поставлю тебе двойку?
— Разумеется! — проговорил Гага. — Думаю — это ваше право. Даже обязанность! — строго добавил он.
— Ну, хорошо, — Игнатий Михайлович вывел в журнале двойку.
Прозвенел звонок. На перемене Гага держал себя, как король в изгнании, — скромно, но с достоинством.
— Не будем осуждать недальновидных людей, — снисходительно говорил он. — Откуда же догадаться Игнатию Михайловичу (Гага держался настолько солидно, что даже называл Игнатия Михайловича по имени-отчеству, не просто Иг, как все мы), с открытием какого масштаба он имеет дело?