Тревор, обдумывая ситуацию, закрыл глаза…
Черт побери, больше всего ему хотелось быть именно тем человеком, на которого готов положиться отец, и в то же время он отдал бы все, чтобы вернуться к военной службе, только бы полностью зажила нога.
Словно издалека до него доносились обрывки фраз:
— Леа… Рэйчел… рыженькие. Сейчас им около восемнадцати Когда я видел их в последний раз, они были такие милашки… Потерять свой дом, состояние, потому что их дядя страдает от полученного на войне ранения… В конце концов он ведь уже однажды лишился…
— Стоп! — Тревор открыл глаза. — Ты напрасно тратишь свое красноречие. Я уже не тот, каким был прежде Даже на лошадь я не садился полгода и не имею ни малейшего представления о сельском хозяйстве, не говоря уж о моем физическом состоянии. Какой из меня помощник?
— Ты просто недооцениваешь собственную силу воли.
— Есть еще кое-что. — Тревор набрал побольше воздуха и медленно выдохнул, произнося последний свой довод: — Я не признаю рабства. Или ты забыл это самое главное обстоятельство?
— Но ты не обнаружишь ничего похожего на настоящее рабство в том, как Эдвард обращается со своими людьми. Он добропорядочный человек, и его рабы благодарят Бога за то, что у них такой хозяин.
— И все-таки это рабы.
— Твои слова лишний раз доказывают, что вы с Эдвардом придерживаетесь одних и тех же взглядов на проблему рабства. Согласись, ведь лучше, если плантацией будет управлять человек, сознающий его несправедливость, чем тот, который не задумываясь пускает в ход плеть.
— И все же мой ответ — нет.
Тревор продолжал наблюдать за отцом, желая одного — чтобы его категорический отказ не стал причиной их размолвки.
Джон принялся тщательно наводить порядок на заваленном всякой всячиной столе. Переложив сначала старинное охотничье ружье, потом какие-то камни, статуэтки, бумаги, он наконец успокоился и снова взглянул на сына:
— У Эдварда достаточно знаний и опыта, чтобы в любой момент прийти на помощь и ответить на любой вопрос хоть по выращиванию тростника, хоть по переработке сырья. Кстати, если учесть твою слабость к сладкому, это блестящая возможность — своими глазами увидеть, как тростник превращается в сахар.
Тревор поставил бокал на край стола и вяло растянулся в кресле, свесив руки через подлокотники. Вплоть до сего дня отец упорно, хотя и осторожно, намекал ему на подходящее место в своем банке. И уже совсем было убедил сына, но неожиданно изменил решение. Кажется, годы ничему не научили этого человека, если он надеется уговорами добиться согласия своего отпрыска, унаследовавшего его твердый нрав.