Тревор глядел, как она с удовольствием гладит нос Самсона. Животное отвечало на ласку, взмахивая хвостом и слегка толкая Леа мордой. Девушка развеселилась и поддержала эту игру. Тревор подумал, что в присутствии дамы стоило бы спешиться, но для проявления такой вежливости требовалось побольше ловкости и проворства, чем он мог себе позволить. К тому же потом опять потребуется влезать на коня, но теперь уже при ней…
Из кармана своей юбки-брюк Леа достала кусок сахара и протянула его на ладони жеребцу. Тревору вдруг самому нестерпимо захотелось сладкого и чтобы Леа вот так же подала его майору. Он поймал себя на мысли, что для него пришли тяжкие времена.
Прикрываясь рукой от солнца, Леа наконец-то взглянула на всадника. Девушка нарочно оттягивала этот момент, пытаясь успокоить не на шутку встревоженное сердце, которое прыгало в груди как мячик, то и дело падая куда-то вниз. Она не желала майору зла, но в то же время надеялась, что раненая нога не позволит ему претендовать на ее место. А теперь, глядя на него, Леа думала: либо он ловко разыгрывает из себя удальца, либо в самом деле не врал, уверяя, что в состоянии держаться на лошади, несмотря на травму. И вот он перед ней, верхом, и вид у него даже слишком уверенный.
Не в силах удержаться, Леа быстро окинула взором его белую без ворота рубаху, темные брюки и сапоги, а также неизменную трость, сейчас праздно болтающуюся в специальной петле, прикрепленной к широкому черному ремню с серебряной пряжкой. Леа на миг представилось, что это даже и не трость, а сабля, висящая па перевязи военной формы, а ее обладатель — бравый командир, и она слегка замялась. В ушах у нее вновь прозвучало предупреждение Рэйчел, но она поспешила избавиться от этого воспоминания.
— Я вижу, что была не права, май… то есть Тревор. Мне не следовало испытывать… ну, в общем, выводить для вас Самсона. Видите ли, я хочу сказать, что вы кажетесь… — Тут она окончательно смутилась и, опустив голову, пробормотала: — Надеюсь, я не задела ваше самолюбие.
— Что ж, иногда просто необходимо немного пощекотать мужское самолюбие, — отозвался Тревор, и уголки его губ немного приподнялись.
Леа снова посмотрела на него. Она надеялась в ореховых глазах прочесть недосказанное, но тут же спохватилась: какое ей дело до этого человека? Ведь ей надо, чтобы он только отказался от «Ривервинд». Словно ища поддержки, Леа повернулась к Джорджу Энтони. Тот моментально соскочил с лошади.
— Не вините Джорджа Энтони, — сказал Тревор. — Это я приказал ему взять коня, чтобы было быстрее.