— Да, вот каким он был, — каждый раз говорит Вернер, заканчивая свой рассказ. — Великодушным и сильным, строгим и справедливым, умным и человечным. И тогда, пятнадцатилетним парнишкой, я твердо решил: буду таким, же, как он. И все эти годы я старался быть похожим на капитана Саратова.
Мы вели наблюдение на смотровой вышке. Все было как обычно. Над долиной еще стелился утренний туман. Но вот из дымки вынырнули макушки лохматых елей. Растрепанные серые клочья тумана повисли на ветвях. Опустившись на землю, они превратились в капельки росы на траве.
Часы деревенской кирхи на той стороне, в Швемберге, начали бить на несколько секунд позже и потому, влившись в звон колоколов в нашей деревне, нарушили привычный ритм. Постепенно звуки становились все тише и наконец замерли...
Молочная цистерна на той стороне шла, как всегда, минута в минуту. Цорн, стоявший рядом со мной у перил, вытянул шею, взглянул на часы и что-то пробормотал себе под нос. Наконец-то он перестал надоедать мне своими уверениями в том, что по швембергскому молоковозу можно проверять часы.
Позади нас загудел трактор сельхозкооператива. Его мотор издавал резкие хлопки. Звук был такой, будто кто-то бил ладонью по поверхности воды в тазу. Цорн поморщился и искоса взглянул на меня, будто хотел что-то сказать, но затем, видимо примирившись, махнул рукой. Я и без слов понимал, что означает этот жест: Цорна раздражали посторонние звуки в работе трактора.
Цорн — парень что надо. Ему двадцать четыре года, и он уже строил дизели в Ростоке. Вначале, когда он только к нам пришел, я его недооценивал и бывал часто несправедлив к нему. На первый взгляд он казался слишком уж ворчливым. Вечно ему что-нибудь в ком-нибудь не нравилось; то одно, то другое было не по нему. И что самое главное: он считал, что все знает. Он и в самом деле многое знал, в особенности что касалось моторов. Здесь, как говорится, нечего было возразить. И очень часто, когда Цорн чем-то возмущался, оказывалось, что на это действительно есть причина. Но его ворчание здорово действовало мне на нервы.
Однако в пограничной службе он доказал, чего стоит. Разве не Цорн ловко задержал недавно «безобидного» грибника? Не останься он тогда лежать на муравейнике, кто знает, как долго пришлось бы преследовать нарушителя... А там были большие красно-бурые лесные муравьи, у которых челюсти будто клещи. Разве еще кто-нибудь, кроме Цорна, смог бы пролежать на муравейнике четверть часа? Его руки покрылись тогда огромными волдырями, как после ожога.