Макензи был не в силах поверить тому, что говорили ему его глаза. Это была совсем не та женщина, которая преследовала его в снах.
Какую злую шутку сыграли с ним?
Ее лицо, ее фигура были до боли непривлекательны, невероятно невзрачны. Все вскипевшее желание, которое он чувствовал к ней, мгновенно превратилось в мучительный холод.
Нет!
Затем он увидел, как ее глаза наполняются обидой, которая заливала их, словно поток, и успел остановить себя, прежде чем обрушить свой гнев на богинь судьбы за их извращенный юмор. Он влюбился в неподходящую женщину, над ним подшутили, но он слишком многим был обязан ей, этой женщине с непривлекательными чертами, чтобы доставлять ей лишние страдания. Поэтому Макензи как мог скрыл свою антипатию и надеялся, что Джуд никогда не заподозрит, что в этот момент он хотел бы оставаться слепым до того момента, пока не уедет из этого дома, чтобы тот образ, который он себе создал, остался в первозданной чистоте.
— Теперь вы уедете, — твердо сказала она, и это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Видимо, да. — Потрясенный своим открытием, Долтон не сразу нашел что ответить. — У меня есть работа, ко торая ждет меня, и теперь, когда я поправился, мне следует взяться за нее.
— Пойду приготовлю завтрак, если не возражаете. — Джуд сделала шаг назад, ненавидя жгучие слезы обиды, которую старалась спрятать под мрачной улыбкой.
— Да, мадам.
Мадам! После страстных поцелуев, которыми они обменивались, она снова стала «мадам». С трудом проглотив комок в горле, она повернулась и прошла в дом.
Ее небрежное обращение с чайниками и сковородками всех разбудило, и Бисквит засуетился у нее под ногами, ударяя ее тяжелым хвостом по икрам ног. Когда медленно вошел Долтон, она отрезала бекон от большого куска, а у Сэм ми от удивления зевок чуть не застрял в горле. Макензи окинул взглядом растрепанного молодого человека и, узнав его, широко улыбнулся:
— Доброе утро, Сэм.
— Мак, вы видите!
В отличие от своей сестры Сэмми Эймос был в точности таким, каким Долтон нарисовал его в своем воображении: большим, но откровенно ребенком, начиная от взъерошенных волос и до щенячьих глаз. В нем не было ни капли расслабленного тупоумия, которое Долтон помнил в тех, кого недоброжелательно называли «идиотами» недалекие люди из его детского окружения. Сэмми был веселым и сияющим, как новая монета.
— Хм-м! — раздалось самодовольное восклицание. — А кое-кто сомневался в моей способности помочь душевному здоровью.
Долтон бросил быстрый взгляд на Джозефа — это был день сюрпризов.
— Вы индеец.
— Я знаю. А вы, белый человек, обязаны мне. — Вытащив свои старые кости из одеял, Джозеф неторопливо прошел к стулу с высокой спинкой; стоявшему перед плитой.