— В тюрьме! За что?.. — опешил Уолтер.
— Покушение на убийство, — ответила она. Появилась леди Джулиет и уволокла Уолтера прочь, как кошка уносит котенка за шкирку в безопасное место. Аукцион должен был вот-вот начаться.
— Что именно мне нужно сказать? — спросил он.
— Пару фраз о том, как искусство способствует процветанию человечества и все такое прочее. Не волнуйтесь. То, как вы выглядите, важнее того, что вы говорите. Никто и слушать не будет, станут только смотреть. Иногда никто вообще ничего не предлагает, и тогда аукционисту приходится снимать лот с торгов. А это так неловко. Но тут мыс вами получим хорошую цену.
Уолтеру Уэллсу, совершенно непривычному к публичным выступлениям, требовалось хоть немного поразмыслить о том, как же искусство служит человечеству. И еще эта просьба леди Джулиет упомянуть о моральных ценностях эстетики, о том, как искусство побуждает тех, кто обладает предметами роскоши — в том числе искусства, — помогать тем, у кого их нет. И может, нужно упомянуть о том, как она, леди Джулиет, великодушно пожертвовала своим временем, позируя ему для портрета.
— Пожелайте мне удачи, — попросил он Грейс, уходя. Но она ничего не ответила, она просто смотрела, как и все остальные, на только что вошедшую пару.
Даже струнный квартет сбился на середине музыкальной фразы. Взгляды всех присутствующих были прикованы к вошедшим — моложавому мужчине средних лет, облаченному в очень дорогой костюм (Уолтеру не раз приходилось писать этакого типичного председателя правления, сидящего за столом или прислонившегося к колонне офиса компании, — какая тоска!), и молодой женщине в платье огненного цвета. У нее были ровный прямой носик, жесткая линия рта и толстый золотой обруч на шее. Этакий сгусток энергии, ураган. Это ощущение кипучей энергии трудно изобразить на холсте, хотя бы потому, что такие люди редко находятся в состоянии покоя. Они по определению не могут сидеть на месте.
После ленча в «Плюще», где они съели салат «Цезарь», запив его минеральной водой, Дорис Дюбуа с Барли обнаружили, что им решительно нечем заняться. Барли привык заказывать жареную рыбу с картофелем и зеленым горошком, но Дорис Дюбуа, ласково погладив его по небольшому брюшку, сказала, что стройность — это молодость и мужчина с такой молодой душой, как у него, должен и фигуру иметь соответствующую. Просто поразительно, как быстро тяжелая жирная пища начала казаться грубой и снова появилась талия. Однако он стал беспокойным, словно источник спокойствия находился в жировых тканях, и только сексуальное удовлетворение, которое давала ему Дорис, несколько притупляло ощущение, будто что-то где-то не совсем в порядке. Не то чтобы он скучал по Грейс — ее язвительный ум, в конечном счете, стал казаться ему подменой настоящих чувств. Честность Дорис и ее понимание высоких материй импонировали ему куда больше. Если он и скучал по Грейс, то лишь как юнец, уехавший в колледж, скучает по матери: он понимает, что должен оторваться от материнской юбки, но все же мечтает снова оказаться в уютном родительском доме. Но дом, тот самый особняк, в котором они с Грейс кое-как жили и где их отношения, в конце концов, свелись к редкому сексу, теперь, с появлением в нем Дорис, превратился в гнездо строителей, дизайнеров и экспертов по безопасности. Так что с этой толпой в доме, ни о каком сексе днем не приходилось и мечтать, и возвращаться туда раньше семи вечера, когда вся эта толпа рассасывалась, просто не имело смысла. Дорис нужно быть в городе к восьми часам, потому что в десять у нее эфир, и они решили как-то убить время. Дорис полистала свой ежедневник и обнаружила в нем приглашение на сегодняшний вечер. Леди Джулиет устраивала благотворительный аукцион.