Зазвонил телефон. Я кинулась к нему. А потом придержала руку. Пусть подождет, пусть считает, что я давно уже спала сном праведника, когда он соизволил, наконец, позвонить. Это оказался не Уолтер, а Дорис Дюбуа.
— Давай приезжай и забирай своего Уолтера. Он тут валяется пьяный в стельку у меня на полу.
Я поехала туда на такси, действуя как автомат, без всяких эмоций, как часто ведут себя люди, когда случается самое плохое. И она не лгала, там он и лежал, абсолютно голый. А рядом с ним валялись полароидные снимки Дорис Дюбуа, тоже голой.
— Забирай его отсюда, — велела Дорис Дюбуа. — Он просто ничтожество.
— Я расскажу об этом Барли, — сказала я.
— О чем? — спросила она.
Да, действительно, о чем? О том, как Уолтер Уэллс писал ее портрет, но напился до умопомрачения и Дорис пришлось звонить его любовнице, чтобы приехала и забрала его домой?
— Об этих фотографиях, — буркнула я. Наверняка за ними что-то кроется.
— Бог ты мой, этим снимкам сто лет, — пропела она. — Я уже много лет не ношу такой прически, когда волосы закрывают лицо.
И она, ухмыляясь, с вызовом уставилась на меня из-под взлохмаченных волос.
И я просто увезла Уолтера домой. Он был совершенно невменяем, и от него скверно пахло.
— Она открыла мне дверь совершенно голая, — рассказывал он на следующее утро. — Мне следовало сразу же уйти. Но я растерялся. И она совсем мне не нравится, я лишь подумал, что эта баба выставляет себя полной дурой, почему она не пойдет и не оденется? Она говорила о том, что отправит телевизионную бригаду на открытие моей выставки в Нью-Йорке. А потом я практически ничего не помню. Но как я умудрился так окосеть? Я пил лишь газированный оранжад.
И я ему поверила. Разве имеет значение, что человек делал, если он ничего не соображал в тот момент, и у него потом нет об этом ни малейших воспоминаний? Это вряд ли можно назвать изменой. Во всяком случае, если рассуждать здраво. Я же в шоке, по-прежнему в шоке, все кажется каким-то нереальным, кроме воспоминаний о победно смеющейся Дорис Дюбуа. Я вполне могу понять притягательность зла. Это так неожиданно, так эффектно и так сокрушительно, и в результате тебе остается лишь ловить воздух ртом и смеяться. Добро же медлительное и скучное. Любовь можно разрушить в мгновение ока, с помощью такой ерунды, как фотография. Мне нужно время, чтобы снова воссоздать любовь. Нужно переварить все это, чтобы отнестись к произошедшему с юмором и увидеть под правильным углом.
Уолтер вернулся к своему мольберту, сцепив зубы, изучая прищур глаз Дорис, изгиб ее красивого, хорошо известного смеющегося рта. О чем он думает? О ней? У него выпал кусочек жизни. Всего лишь три часа или около того, но, возможно, это как с компьютером. Можно стереть информацию с экрана, чтобы больше ее не видеть, можно высвободить кусок памяти для повторного использования, но все равно все остается здесь, на жестком диске.