Царь, если что хорошо, так это смирение в счастье. Тебе, такому вождю, ведущему такое войско, нечего бояться врагов, но божество может послать нечто неожиданное, и человеку тут остеречься невозможно.
Когда Кен окончил речь, многие из присутствующих даже плакали, и Александр понял, что не найдет единомышленников даже среди своих полководцев. Раздосадованный царь распустил совет. Оставалось последнее средство — обратиться непосредственно к воинам. Но и солдатам были чужды размышления Александра о будущих великих победах и сказки о несметных сокровищах.
Они упорно молчали, опустив глаза и не решаясь возразить царю.
— Не знаю, чем я нечаянно вас обидел, что вы не хотите даже смотреть на меня, — умолял воинов Александр. — Мне кажется, я в одиночестве. Никто мне не отвечает, но никто и не отказывает. К кому я обращаюсь? Чего требую? Хочу спасти вашу славу и величие. Где те, чье мужество я видел совсем недавно, кто торопился подхватить тело своего раненого царя? Я вами брошен, обманут, выдан врагам. Но я пойду дальше один. Предоставьте меня рекам и зверям и тем племенам, имена которых вас ужасают. Я найду, кто пойдет со мной, которого вы бросили, — со мной будут скифы и бактрийцы, недавние враги, теперь наши воины. Полководцу лучше умереть, чем превратиться в просителя. Возвращайтесь домой! Идите, торжествуйте, покинув своего царя! Я найду здесь место для победы, в которую вы не верите, или для почетной смерти!
Никто из воинов не издал ни звука в ответ на пламенную речь царя, молчали скифы, бактрийцы, персы — и для них проявленное Александром доверие оказалось непосильной ношей. Плутарх описывает реакцию царя на безмолвие, охватившее воинов:
Сначала Александр заперся в палатке и долго лежал там в тоске и гневе. Сознавая, что ему не удастся перейти через Ганг, он уже не радовался ранее совершенным подвигам и считал, что возвращение назад было бы открытым признанием своего поражения.
Но делать нечего — пришлось собираться в обратный путь. «Если Александру и хотелось когда-нибудь собственной рукой перебить всех своих военачальников, то, скорее всего, в эту минуту, — приходит к выводу Питер Грин. — Он не забыл ни своего отступления у Гифасиса, ни его виновников. Александр, очевидно, решил превратить в ад для всех долгий путь домой, и, судя по всему, добился своего».