Трудно со стеклами... Нашлись добрые люди, отдали часть своих зимних рам — можно хоть маленькие окошечки вставить. Кирпича много на станции — взорваны вокзал и башня. Но не просто было его выламывать.
Каждое подразделение само ремонтировало себе помещения. Закладывали окна кирпичом до размеров имеющихся рам, вставляли вьюшки и дверки, ладили, двери.
Полностью воспроизвели схему Хоробичей, только в лучшем варианте — в одном здании 250 коек, баня и перевязочная. Вместе с палатками снова имели 600 мест.
На этот раз раненых, привозимых в Буду, сортировали в ЭПе. Проблемы не было — приходит колонна машин, сортировщик командует: «Ходячие, вылезай!» Все, кто может, моментально слезут. Остальных везут нам.
26 декабря еще не окончен ремонт, а работа уже началась. Госпитали первой линии «накопили» раненых, пока мы переезжали, и теперь везли их нам по 50-60 человек в день. Раненые были тяжелые... Наш контингент.
Началось наступление, и поток увеличился. Такого сумасшествия, как в Хоробичах, не было — поступало самое большее двести-триста человек. Скоро пошли летучки, поэтому больше семисот раненых у нас не собиралось. Занимали одну-две соседние улицы.
В эвакуации была только одна трудность: захватить вагоны в поезде. ЭП стоял около станции, публика у него подвижная — скомандуй, сами побегут и в вагоны залезут. Нам нужно было вывезти иногда двести-четыреста человек. Где транспорт взять? Но голь на выдумки хитра. В день эвакуации мы ставили «заставы» на всех дорогах, что ведут к Буде, «арестовывали» всех колхозников с лошадьми и поворачивали их к госпиталю. Они были обязаны возить раненых, пока не погрузим всех в поезд. В день летучки вся улица вокруг госпиталя загружена разномастными клячами и санями. На каждой сидит хозяин, с ним санитар из выздоравливающих. Наша армия вела наступление до 20 февраля. Куда наступали, мы толком не знали. Бывают такие бои, которые в сводки не попадают...
Ничего плохого не могу сказать о работе в Буде. Было культурнее, чем в Хоробичах, все раненые проходили санобработку и перевязку в первые сутки, мы довели пропускную способность перевязочной до 250 и даже 300 человек — работали, как машины! Но суть дела это не менялась. Лечение было по-прежнему только срочным. Лечили тяжелых, кого нельзя отправить, а их было слишком много, чтобы лечить хорошо. Вытяжения для бедер и даже гипсы накладывать не могли — не было мест и условий. А тут еще недостаток бинтов. Бинты, салфетки и даже марлевые шарики мы все стирали, никогда не резали повязки... Где же тут гипсовать?