Матвей поклонился купцу, приложив ладонь к груди и, увидев характерный жест, поспешил выйти из кабинета купца. Но в самих дверях он был остановлен вопросом Ложкина:
— Матвей, а кто ты говоришь, тебе её дал?
— Кого дал? — не понял приказчик.
— Да золотник тот, червонец.
— Так то поморы, — удивился Матвей.
— А откель они, недалече? Знаешь кого?
— Нет, первый раз видал. Они взяли товара, да ушли вскорости, Савватий Петрович.
— Ну ладно, ступай-ступай, Матвей.
«Чего бы это поморам платить за товар не промыслом своим, а золотом? Неужто ограбили кого?»
Шесть месяцев спустя.
Москва, кремлёвские палаты
В начале года указом царя из приказа Казанского Дворца был выделен в отдельное учреждение приказ Сибирский. Управляемый судьями, он ведал всеми делами Сибири. Такими как военными, административными, дипломатическими и, конечно же, разбором, оценкой и реализацией ясака, поступавшего из Сибири. Государь всея Русии Михаил Фёдорович интересовался делами приобретаемой окраины ровно насколько, насколько бесперебойно поступала необходимая для пополнения казны мягкая рухлядь. А казна постоянно требовала расходов на войну. Правда, ляхи уже дважды за последнее время платили дань Московии за свои неуёмные аппетиты на востоке, но всё же этого было недостаточно. Хотя для Михаила не будет откровением то, если поляки сызнова спробуют Московское царство на прочность — а уж тогда-то жди, лях да литва, нелюбимого тобою московита у стен Вильны или Менска! Вот только со свеями надо договор учинить о сём.
— Да токмо бают Оксеншерна, свейский регент ужо с ляхами свой договор имеет. Так ли, Иван Тарасьевич? — царь внимательно посмотрел на думного дьяка Грамотина, начальника Посольского приказа.
— Истинно так, государь! Добрые люди донесли о сём, — склонился дьяк.
— И что же нам делать?
— Надобно говорить со свеями, иного не мочно учинять. Ежели мы дадим лучшие условия для войны с Польшей, то…
— Тут подарки нужны, а рухляди мягкой мало дают! — резко оборвал Грамотина царь и повернулся к Борису Михайловичу Лыкову, ведавшему Сибирским приказом.
— Как мало, великий царь? — пролепетал Лыков. — Исправно даём.
— Больше надо. Больше! Расходы военные требуют оного, — ответил самодержец.
— Так ведь это, Ангару-реку перегородили нам, а далее хода нет. То голова Енисейского стола ужо сказывал в письме своём. А людишки бают места для промысла зверя там богатые…
— Так что ты молчал, сукин сын? — едва повысил голос Михаил Фёдорович.
— Я же всё исправно отписывал…
— Кому? О чём мелешь, ежели токмо сейчас о сём речи ведём, подлец! Помню я ангарских людишек! Беклемишева, Василя Михайловича, посылал я в Енисейск, дабы он справился о том, да токмо вестей от него нет покудова.