— Агги! Куда ты?
— Почему это я один должен платить за лимонад? Вот еще! — отталкивает ее он.
— Август, не смей! — она вновь хватает его за локоть и всем своим весом виснет на нем, не давая уйти. — Август, постой! Побойся Бога. Она же не знала! В следующий раз будем ее крепче привязывать.
Август высвобождается, и Марлена падает на пол. Взглянув на нее с отвращением, он натягивает цилиндр на голову и удаляется.
— Август! — кричит она. — Стой!
Но он, откинув полог, уходит прочь из шатра. Ошеломленная Марлена остается сидеть там же, где упала. Я перевожу взгляд то на нее, то на полог.
— Пойду догоню, — говорю я, направляясь к выходу.
— Нет! Погоди!
Я замираю.
— Без толку, — еле слышно добавляет она, — его не остановишь.
— Но я, черт возьми, могу попытаться. В прошлый раз не вмешался — и до сих пор себя корю.
— Ты не понимаешь! Будет только хуже! Якоб, пожалуйста! Ты не понимаешь!
Я поворачиваюсь к ней лицом:
— Да, я больше ничего не понимаю. Просто ни черта. Может, хоть вы меня просветите?
Она распахивает глаза. Рот становится похож на букву О. А потом прячет лицо в ладони и начинает рыдать.
Я в ужасе гляжу на нее, падаю на колени и обхватываю ее руками.
— Ох, Марлена, Марлена…
— Якоб, — шепчет она мне в рубашку и цепляется за меня так крепко, как если бы висела над бездной.
— Меня зовут не Рози, а Розмари. Вы же знаете, мистер Янковский.
Я прихожу в себя, щурясь от флуоресцентного света, который ни с чем не перепутаешь.
— А? Что?
До чего же у меня тонкий и пронзительный голос. Надо мной склоняется негритянка и подтыкает вокруг ног одеяло. Ее мягкие волосы пахнут духами.
— Только что вы назвали меня Рози. А меня зовут Розмари, — говорит она, выпрямляясь. — Ну что, так лучше?
Я таращу на нее глаза. Бог ты мой. И правда. Я старик. Я в постели. Постойте-ка… я назвал ее Рози?
— Я разговаривал? Вслух!
Она смеется.
— Ну да. Еще как, мистер Янковский. Наговорили с три короба с тех пор, как мы уехали из столовой. Просто-таки заболтали меня до смерти.
Я краснею. Смотрю на свои крючковатые пальцы. Бог его знает, что я говорил. Помню только, о чем думал, причем не здесь и теперь, а там, в прошлом — до того, как я очнулся, мне казалось, что я именно там.
— В чем дело? — спрашивает Розмари.
— Скажите, я… говорил ли я что-нибудь… ну, постыдное?
— Бог ты мой, нет! Вот только никак в толк не возьму, почему вы не рассказываете остальным — ведь все ходили в цирк, ну, и вообще. Мне кажется, раньше вы о цирке даже не упоминали, верно?
Розмари выжидательно смотрит на меня, а потом, нахмурив брови, подтягивает к моей кровати стул и садится.