— Мне очень жаль, мистер Янковский. Moгy представить, как важно вам было туда попасть. Я бы отвезла вас сама, но сегодня моя смена.
Я подношу руки к лицу, пытаясь спрятать свои стариковские слезы. И тут же передо мной появляется бумажный платок.
— Вы славная девушка, Розмари, — я беру платок и сморкаюсь. — Вы ведь и сами знаете. Не представляю, что бы я без вас делал.
Она смотрит на меня долгим взглядом. Слишком долгим. И наконец произносит:
— Мистер Янковский, я не говорила вам, что завтра уезжаю?
Я аж подпрыгиваю:
— А? Надолго?
Вот черт. Только этого мне и не хватало. Если она в отпуск, то за это время с меня станется забыть, как ее зовут.
— Мы переезжаем в Ричмонд, поближе к свекрови. Она сильно сдала.
Вот это да! У меня отвисает челюсть, я не могу подобрать слов.
— Вы замужем?
— Мы с мужем вместе уже двадцать шесть лет, мистер Янковский.
— Двадцать шесть? Нет. Не может быть. Вы же совсем девочка!
— Бабушка, мистер Янковский, — смеется она. — Мне сорок семь.
Некоторое время мы молчим. Она вытаскивает из бледно-розового кармашка новый бумажный платок вместо моего промокшего, и я вновь подношу его к своим запавшим глазницам.
— Повезло же вашему мужу, — всхлипываю я.
— Нам обоим повезло. Господь благословил.
— И свекрови вашей повезло, — продолжаю я. — А из моих детей никто не пожелал взять меня к себе.
— Что ж… порой это не так просто.
— А я и не говорю, что просто.
Она берет меня за руку.
— Знаю, мистер Янковский. Я все знаю.
Несправедливость происходящего подавляет меня. Я закрываю глаза и представляю себе старую дряхлую Ипфи Бейли в шапито. Да она и не заметит, куда ее привезли, и тем более ничего не запомнит.
Проходит несколько минут, и Розмари спрашивает:
— Я могу вам как-нибудь помочь, мистер Янковский?
— Нет, — отвечаю я, да и как мне поможешь: ведь она не может ни отвести меня в цирк, ни привести цирк ко мне. Ни даже взять меня с собой в Ричмонд. — Я лучше побуду один, — добавляю я.
— Да-да, я понимаю, — мягко говорит она. — Отвезти вас в комнату?
— Нет, я посижу тут.
Она встает, целует меня в лоб и исчезает в коридоре. Я слышу лишь, как скрипят по паркету ее резиновые тапочки.
Когда я просыпаюсь, Марлены рядом уже нет. Отправившись на поиски, вскоре я вижу, как она выходит из вагона Дядюшки Эла в сопровождении Графа. Граф провожает ее к вагону номер 48 и занимается Августом, пока она заходит внутрь.
Я с глубоким удовлетворением отмечаю, что Август выглядит не лучше меня, иначе говоря, похож на побитый гнилой помидор. Когда Марлена забирается в вагон, он ее окликает и пытается вскарабкаться вслед за ней, но Граф его не пускает. Август взволнован, он в отчаянии бегает от окна к окну, подтягиваясь на кончиках пальцев, плача и каясь.