— Что, совсем новичок?
— Совсем.
— А ты его уже показывал?
— Не-а.
— Ну, удачи вам, — он кивает мне и дотрагивается до шляпы. — Ты только не спи слишком крепко, малыш — ежели, конечно, понимаешь, о чем я, — с этими словами он вновь исчезает внутри вагона.
Между тем, среди грязных людей уже появились сотни лошадок. Если взглянуть со стороны, вокруг царит полнейший хаос, но когда Верблюд зажигает наконец свою самокрутку, несколько дюжин упряжек уже готовы и движутся вдоль вагонов, где их ждут фургоны. Как только передние колеса фургона касаются наклонного деревянного настила, направляющий его рабочий отпрыгивает в сторону. И правильно делает. Нагруженные до предела фургоны с грохотом скатываются вниз и останавливаются только в дюжине футов от вагона.
Утренний свет позволяет разглядеть то, чего я не увидел ночью: фургоны выкрашены в красный цвет и отделаны золотом, даже колеса позолочены. На фургонах гордо значится: «БРАТЬЯ БЕНЗИНИ: САМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЦИРК НА ЗЕМЛЕ». В каждый впрягается шестерка, а то и восьмерка першеронов, и лошади принимаются тащить свою нелегкую поклажу через поле.
— Берегись! — кричит Верблюд, хватая меня за руку и притягивая к себе. В другой руке у него шляпа, а в зубах зажата мятая самокрутка.
Мимо мчатся верхом трое. Свернув, они пересекают поле, объезжают его по периметру и несутся обратно. Тот, что скачет во главе, крутит головой по сторонам, внимательно осматривая землю. Вожжи он держит в одной руке, а другой вытаскивает из кожаного мешочка дротики с флажками и мечет их в земли»
— Что это он делает? — спрашиваю я.
— Размечает площадку, — отвечает Верблюд и подходит к вагону для перевозки лошадей.
— Джо! Эй, Джо!
В дверном проеме появляется голова.
— У меня тут новенький. С пылу, с жару. Он тебе часом не пригодится?
На мостки выходит человек. Чуть приподняв обтрепанную шляпу рукой, на которой всего два пальца, он пристально меня изучает, сплевывает из угла рта темно-коричневой, окрашен ной табаком слюной и удаляется обратно.
Верблюд торжественно пожимает мне руку.
— Ты принят, малыш.
— Принят?
— Так точно. А теперь пойди-ка поубирай дерьмо. Я тебя потом найду.
В вагоне для перевозки лошадей творится что-то невообразимое. Я работаю в паре с парнишкой по имени Чарли. Лицо у него нежное, как у девушки, а голос еще даже не ломался. После того как мы выгребаем наружу что-то около тонны навоза, я прерываюсь и оглядываю оставшийся фронт работы.
— Сколько же здесь обычно лошадей?
— Двадцать семь.
— Боже. Их, должно быть, набивают так тесно, что они и пошевелиться не могут.