— Вот черт, — говорю я.
— Что с ним? — спрашивает Марлена. Выпрямившись, я протягиваю руку к копыту Серебряного.
Но конь не отрывает ногу от земли.
— Давай-давай, дружок! — тяну я к себе его копыто. Наконец он поднимает ногу. Подошва опухла и потемнела, по краю идет красная полоска. Я тут же опускаю копыто на землю.
— Конь у вас захромал.
— Боже праведный! — Марлена зажимает рот ладонью.
— Что? — переспрашивает Август. — Что с ним стряслось?
— Захромал, — повторяю я. — Так бывает когда соединительная ткань между копытом и копытной костью разрушается, и копытная кость поворачивается в сторону подошвы.
— А теперь на нормальном человеческом языке. Дело плохо?
Я перевожу взгляд на Марлену, которая не отнимает ладони ото рта.
— Да.
— А вылечить сможешь?
— Надо укутать его потеплее и сделать так, чтобы он не касался ногами земли. И кормить только травой, а не овсом. И избавить от работы.
— Но вылечить-то сможешь?
Я медлю, вновь украдкой взглянув на Марлену.
— Неуверен.
Август глядит на Серебряного и недовольно пыхтит.
— Так, так, так, — гудит позади знакомый голос. — А вот и наш собственный звериный доктор!
Напоказ помахивая тростью с серебряным набалдашником, к нам приближается Дядюшка Эл в малиновом жилете и штанах в шахматную клетку. За ним тянется группка прихвостней.
— И что говорит наш коновал? Вылечил лошадку-то? — жизнерадостно спрашивает он, остановившись прямо передо мной.
— Не вполне, — отвечаю я.
— А в чем дело?
— Тут все ясно, он захромал, — поясняет Август.
— Он что? — повторяет Дядюшка Эл.
— Копыта не в порядке.
Наклонившись, Дядюшка Эл разглядывает копыта Серебряного.
— А по-моему, все с ними в порядке.
— Не все, — говорю я.
Он поворачивается ко мне:
— И что ты предлагаешь?
— Отправить его отдыхать и заменить овес на траву. Больше мы особо ничего не можем.
— Об отдыхе даже не заикайся. Это же ведущая лошадь!
— Если заставить эту лошадь работать, копытная кость будет вертеться до тех пор, пока не проткнет подошву, и тогда мы его точно потеряем, — прямо заявляю я.
Дядюшка Эл моргает и смотрит на Марлену.
— И надолго он выйдет из строя?
Я медлю, тщательно взвешивая слова.
— Возможно, навсегда.
— Будьте вы прокляты! — орет он, вонзая трость в землю. — И где, черт возьми, я найду другую такую лошадку в разгар сезона?! — Он оглядывается на своих прихвостней.
Те пожимают плечами, бормочут и отводят глаза.
— Эх вы, балбесы! Зачем я только вас держу? Ладно, ты, — он тычет пальцем в меня. — Ты принят. Вылечи эту лошадку.
— Плачу девять баксов в неделю. Отчитываться будешь перед Августом. Не вылечишь — уволен. Любое замечание — и тоже уволен. — Он подходит к Марлене и похлопывает ее по плечу. — Ну-ну, детка, — ласково говорит он, — не волнуйся. Якоб о нем позаботится. Август, пойди-ка принеси малютке завтрак. Нам пора в путь-дорогу.