ФБР и детройтская полиция решили провести совместную операцию, но каждое ведомство самостоятельно планировало свои действия. Только высокое руководство совещалось друг с другом, но к нам на улицы ничего не просачивалось. Поэтому, когда настало время производить арест, никто толком не знал, что ему надлежит делать.
Ночь. Городская окраина. Железнодорожные пути. Я веду одну из машин ФБР, а инспектор взвода Боб Фицпатрик на сиденье рядом со мной. Информатор был его, а Боб Мак-Гонигел вел это дело.
В машине оживает радио:
— Хватайте их! Хватайте их!
Скрип тормозов. Мы окружаем фургон. Шофёр распахивает дверцу и пускается наутек. Я выскакиваю из машины, выхватываю револьвер и бегу следом. Темнота. Все в растерянности: ни команд, ни связи. Никогда не забуду этого момента: передо мной вырастает полицейский в форме, белки его глаз сверкают, дуло револьвера смотрит прямо мне в грудь.
— Полиция! Ни с места! Бросай оружие!
Мы друг от друга меньше чем в восьми футах, и я понимаю: одно неверное движение — и от меня останутся лишь воспоминания.
Я готов бросить револьвер и поднять руки, но сзади раздается сумасшедший крик Фицпатрика:
— ФБР! Он агент ФБР!
Коп опускает оружие, и я снова бросаюсь за шофером. Адреналин будоражит кровь, и я стараюсь наверстать упущенное. Мы догоняем его одновременно с другим агентом, валим на землю и скручиваем руки, наверное, грубее, чем необходимо. Я взбудоражен, но вдруг при мысли, что мгновение назад мог быть убит, на пару секунд леденею. Так близко в глаза смерти я еще не заглядывал. С тех пор я много раз пытался поставить себя на место убийцы или насильника, представить, что думает тот или другой, совершая нападение, и, вспоминая свой пережитый страх, мог лучше понять случившееся с точки зрения жертвы.
В то время как молодежь из кожи вон лезла, чтобы произвести как можно больше арестов, прожжённые старики считали, что нет никакого смысла суетиться и раскачивать лодку, что хоть ты тресни — результат один, а инициатива хороша лишь в торговле. Поскольку нам настойчиво рекомендовали держаться подальше от конторы — пялиться в витрины или просиживать в парке штаны, в определенных агентурных кругах стало особенно популярным чтение «Уолл-стрит джорнал». Я же, как «факельщик», засел за докладную записку, в которой обосновывал поощрительную систему оплаты, выделяющую наиболее продуктивных агентов. И подал ее помощнику старшего специального агента (ПССА) Тому Нейли. Том вызвал меня в кабинет, закрыл дверь, взял со стола докладную записку и доброжелательно улыбнулся: