Глава тридцать третья.
Вeчеря
Великомученик Георгий уверенно вел Власа по тропинке к маленькой приходской избушке, окна которой излучали приятный желтый свет.
– Георгий, а вам не холодно по снегу в сандалиях?
– Нет, не холодно.
"Тишина-то какая", – подумал Влас, оглядывая спящие заснеженные поля, красиво отражавшие лунный свет мириадами снежинок. И тут ему показалось, что кто-то сказал: "Тишина оттого, что Начальник тишины здесь".
– Вы что-то сказали? – обратился он к святому Георгию.
– Я? Нет, – спокойно ответил тот.
– Простите, а вы здесь уже бывали? – не унимался Влас.
– Нет. Никогда.
– Откуда же вы знаете дорогу?
– А откуда я знал, как нам сюда ехать?
Влас понял неуместность своего вопроса и замолчал. Подняв голову, он вздрогнул от необычного зрелища: небо стало совсем близким и звезды сияли неестественно ярко.
– Вот это звезды! – вырвалось у Власа.
– Звезды всегда звезды, и небо всегда небо, – не оборачиваясь, отозвался великомученик. – Сияние звезд и небесный свет непрестанно говорят нам о вечной Истине…, и при Ироде, и при Диоклетиане, и при Путине. Только мало кто об этом задумывается.
– Георгий, а почему небо сегодня такое низкое и звезды совсем близко?
– Потому что в эти минуты центр всего мира находится здесь, – великомученик указал рукой на избушку, к которой они подошли.
– Где? В этом домишке?!
– Да, в этом домишке. А еще потому, что в данный момент мы с тобой очень близки к Истине, или, вернее, Она очень близка к нам. И сейчас мы Ее увидим.
С этими словами великомученик распахнул перед Власом дверь избушки. А Власу почему-то в этот миг вспомнилось, как красиво святой Георгий окончил повествование о епископе Киприане: "Удар меча распахнул перед ним дверь в небо…".
Миновав сени, Влас оказался в среднего размера комнате, напоминавшей то ли часовню, то ли монашескую келью. Перед иконами теплились лампады. В углу у потемневшего от времени деревянного Распятия приютился старенький церковный подсвечник. На нем, уютно потрескивая, горели три желтые свечи. Вдоль стены протянулась длинная скамья. В центре нее сидел Гость, поглаживая мурлыкавшего кота, устроившегося у Него на коленях. Гость был одет в светлое. С двух сторон от Него сидели юноша, одетый так же, как святой Георгий, с той лишь разницей, что его платье покрывало ноги до самых сандалий, и почтенный старец-монах в облачении, напоминавшем великосхимническое, но только без белых крестов и надписей.