– Федь, генератор не раздолбай! – предостерег я его.
– Ни хрена с ним не сделается, а вот нам отсюда валить надо, пока нас самих на костер не положили. Блин, адаптанты с этой стороны к городу никогда так близко не подходили – безопасное же направление! Разведбат, мать их в сумку, вообще мышей не ловят, развели тут!
Он ругался, но понемногу успокаивался, а как выехали на дорогу, то вроде вообще нервничать перестал. Я спросил у него:
– А с чего ты взял, что это адаптанты?
– Труп к чему-то привязан и возложен на костер?
– Ну… да, – кивнул я, уточнив: – Только там одни кости остались. А так все верно, связан проволокой, привязан к куску арматуры.
– Их почерк, – уверенно сказал он. – Они так жертвы приносят. Причем в костер задвигают постепенно, чтобы дольше мучился.
– А кому жертвы?
– А хрен их знает, – сказал он. – У нас с ними обмен новостями плохо налажен, вот и забывают рассказать.
– А пленных не было?
– Как – не было? Были, только пользы с этого… Как их там в НКВД ни спрашивают за жизнь их неправильную – ничего не рассказывают. Орут, визжат, но ничего не говорят. А некоторые так и вовсе хохочут. Де-мо-ни-чес-ки, так сказать.
– Говорить разучились, может быть? – предположил я.
– Между собой-то базарят, разведка сколько раз слышала. А вот с нами отказываются. Брезгуют, наверное.
Машина с ходу влетела передними колесами в глубокую лужу, нас накрыло водой, которую метавшиеся по стеклу щетки быстро счистили, но разговор ненадолго прервался.
– Федь, а тебе фамилия Скляр ни о чем не говорит?
– Актер у нас такой был, в каких-то музыкальных комедиях играл. А что?
– Да не, я про тутошнюю жизнь, из местных кто-то.
Федя подумал с минуту, затем покачал головой:
– Нет, не слыхал. А что?
– У того, кого сожгли в подвале, такая фамилия была.
Я открыл сумку, вытащил оттуда ботинок, показал надпись внутри. Федя глянул, кивнул, затем сказал:
– Придумают же фамилии – не поймешь, мужик или баба. Ботинок по мерке, размера даже нет…
Я приложил к своему сапогу, подошва к подошве, прикинул, сказал:
– У меня сорок четвертый. Этот… ну сороковой, сорок первый от силы. Женский?
– Сорок второй, самый ходовой, – процитировал он Райкина. – Может тетка быть, а может и мужик. По такому размеру и не поймешь.
– Если мужик, то мелкий, скорее всего, – сказал я, прикинув. – На подошве…
Я полез в карман за плоской отверткой, заодно с досадой вспомнив, что крестообразную забыл в сарайчике. Положил под самый потолок да и забыл. Но говорить об этом, и тем более туда возвращаться, никак не хотелось, так что промолчал. Ковырнул застрявшую в подошве землю, посмотрел на свет, сказал: