— Чисто географически, — слегка обиженно ответил Звягинцев.
— Я про географию и говорю. В скольких километрах этот район от границы, представляешь?
— Полагаю, километрах в сорока.
— В двадцати пяти, — поправил Горохов. — Второй вопрос: если верить этому Тойво — а я ему верю! — как бы ты определил уровень штаба, который разместился в той самой школе? Ну?
Звягинцев мысленно восстановил все, что сказал Тойво, прикинул про себя и сказал нерешительно:
— Может быть и штаб дивизии.
— Подымай выше, — сказал, наклоняясь к Звягинцеву, Горохов, — корпуса! Генерал, два полковника, два десятка машин, мотоциклы фельдсвязи… Корпус, я тебе говорю!
— Что ж, не исключено, что и корпус, — нерешительно согласился Звягинцев.
— А если не исключено, — понижая голос и еще ближе придвигаясь к Звягинцеву, сказал Горохов, — то я хочу задать тебе третий вопрос, так сказать, сверх условленных. Какого хрена штабу немецкого корпуса понадобилось располагаться столь близко от нашей границы, а?
И он посмотрел в упор на Звягинцева тяжелым, подозрительным взглядом.
Неожиданно Звягинцев почувствовал, что его охватывает чувство тревоги.
— Это и в самом деле странно… — проговорил он как бы про себя.
— То-то и оно, — удовлетворенно произнес Горохов. — Так что же делать?
Звягинцев вопросительно посмотрел на подполковника, точно хотел сказать, что не понимает вопроса. Он и в самом деле был несколько озадачен.
— Полагаю, что пограничники донесут наверх шифровкой, — сказал наконец Звягинцев.
— Умно! — с ядовитой усмешкой воскликнул Горохов. — Значит, говоришь, шифровочку толкнуть. Что ж, это, конечно, будет сделано. Пограничники службу знают. Через час наверняка уйдет.
Звягинцев пожал плечами.
— Чего же ты хочешь от меня? — спросил он.
— А вот что, — сказал Горохов, придвигаясь ближе к Звягинцеву. — Ты коммунист, верно? Так вот, дай мне слово, что, когда в округ вернешься, явишься к командующему и лично ему доложишь обо всем, что слышал. Лично! Можешь добавить, что этот Тойво — член партии с девятнадцатого года. Сделаешь?
— Постараюсь, — ответил Звягинцев.
— Ну, тогда иди спать. И прости, что потревожил. Завтра когда начнем? В семь, как обычно?
— В семь.
— Ну, бывай. Еще раз извини.
Звягинцев пошел было к двери, но вернулся.
— Послушай, — сказал он, — а ты понял, почему полковнику голос этого Тойво не понравился?
Горохов помолчал, покачал головой и ответил:
— Думаю, что понял. Слишком уверенный. Не оставляет места для сомнения.
…Звягинцев медленно пошел к общежитию. Было светло как днем. В призрачном свете белой ночи все здания, стоящая у штаба черная «эмка», телеграфные столбы, радиомачта казались резко очерченными, подсвеченными невидимыми лучами.