— Вылазь! — орал дрифтер. — Я удержу!
И правда, удержал ее у планширя, пока все не вылезли, потом перескочил сам и отпихнул:
— Вир-рай!
Пока мы ее поднимали, она еще два раза треснулась. Весь борт у ней раскололся, от штевня до штевня, и сквозь трещину ливмя лило. А сверху ее и не успело залить, я видел, это она набрала днищем.
Мы ее поставили опять в киль-блок и закрепили концами лопарей. Но с таким же успехом ее можно было и выкинуть.
Пошли вниз. Старпом встал у нас на дороге:
— Куда? Почему шлюпку оставили?
Я шел первым. Я ему сказал:
— Успокоили шлюпку. Можно кандею отдать на растопку.
— Мореходы, сволочи! А ну — назад, вторую вываливать! Эту — чинить!
Я прошел мимо.
— Кому говорю? Назад!
Кто-то ему сказал:
— Вот и займись ремонтом. Починишь — тогда позовешь.
Мы уже до капа добрались, а тифон все ревел, звал на ростры.
В кубрике Шурка укладывал чемоданчик. Я сразу как-то почувствовал, что не вышло у них с машиной. И он тоже понял, что у нас не вышло со шлюпкой.
— Заварили? — спросил Серега.
Шурка закрыл чемоданчик и закинул его на койку.
— Трещина-то что, а вот три поршня прогорело, «дед» через форсунки прощупывал. Это не заваришь.
— Сколько там, девять осталось? — сказал Серега. — На них можно идти.
— Далеко ли?
Тифон в кубрике все надрывался.
— Выруби его, — сказал Шурка. — Только расстраивает. Я подошел и сорвал провод.
— Вот так-то лучше. — Шурка почесал в затылке, опять потянул чемоданчик, достал из него карты.
Серега сел против него за стол.
— Какой у нас счет? — спросил Шурка. — И в чью пользу, я что-то забыл?
— Сдавай!
Пришел Димка и сел в дверях на комингс. Смотрел, как они играют, приглаживал мокрую челку, и скулы у него темнели. Вдруг он сказал:
— Все-таки вы подонки, не обижайтесь. Я думал: вы хоть побарахтаетесь до конца. Еще что-то можно сделать, а вы уже кончились, на лопатках лежите.
Серега сказал, глядя в карты:
— Плотик есть, на полатях. С веслами. Хочешь, мы тебе с Аликом его стащим? Может, вы, такие резвые, выгребете.
— Я разве о себе? Мне за вас обидно. Хоть бы вы паниковали, я уж не знаю…
— Это зачем? — спросил Шурка. Он поглядел на Ваську Бурова. — Мы с тобой плавали, когда сто пятый тонул?
— Ну!
— Так у них же лучше было. И нахлебали поменьше, и движок хоть не совсем скис. А все равно не выгребли. Об чем же нам беспокоиться?
— Не об чем, так ходи, — сказал Серега.
— Отыграться надеешься? — Шурка спросил злорадно. — Не отыграешься.
— Просто слушать вас противно! — сказал Димка.
— А не слушай, — ответил Шурка.
Васька Буров вздохнул — долгим, горестным вздохом, — встал посреди кубрика, ни за что не держась, стащил промокший свитер, нижнюю рубаху. Он, верно, был когда-то силен, а теперь плечи у него обвисли, мускулы сделались, как веревки, когда они много раз порвались, а их снова сплеснивали. Васька обтерся полотенцем с наслаждением, как будто из речки вылез в июльский день, потом из чемоданчика вынул рубаху — сухую, глаженую, — примерил на себя.