Вот что я вспомнил. Есть у «маркони» на пленке одна песенка. Даже и не песенка, а так себе, флейта чего-то тянет, барабан тихонько подгромыхивает даже как будто невпопад. Называется «Ожидание». В горле пощипывает, когда слушаешь.
"Маркони" у нас живет на самой верхотуре, выше и капитана, и «деда», рядом с ходовой рубкой. Повернуться там негде, сплошь аппаратура, и качает его сильнее, чем нас под палубой, и вечно народ толчется. Но я б согласился так жить — ночью ты все равно один, видишь чьи-нибудь огни в иллюминаторе, а что там штурман мурлычет на вахте или треплется с рулевым, это можно не слушать, музыкой заглушить.
У «маркони» было темно, а сам он спал на одеяле, вниз лицом. В магнитофоне пленка уже кончалась. Но он, верно, и во сне знал, где она у него кончается, — полез спросонья менять бобину. И наткнулся на меня.
— Это кто?.. Идем куда-нибудь?
— Нет. В дрейфе валяемся. Просто выравниваем порядок.
Он почесал в затылке.
— Ну правильно, выметали. Все забыл начисто. Присаживайся.
Я сел к нему на койку. «Маркони» перевернул бобину и опять залег. Приемник в углу шипел тихонько, подсвечивал зеленым глазком.
— Вызова ждешь? — я спросил.
— Подтверждение дадут. Насчет погоды.
— А много обещали?
— Два балла. От двух до трех.
— Зачем же подтверждение — не штормовая же погода?
— А ни за чем. Кеп придет, спросит. Он пунктуальный — все ему в журнал запиши: сколько обещали, сколько подтвердили. Ты с радиограммой?
— Нет. Песенку одну хотел поставить.
— Исландскую?
— Не знаю, чья она.
— Ну, я знаю, какая тебе нравится. Тут она будет. Мы с ним закурили. Лицо у него то красным становилось от затяжки, а то — зеленым от рации. Вдруг он спросил:
— Слушай, мы с тобой плавали или нет?
— Не помню.
— И я не помню.
— Сеня меня зовут, Шалай.
— Я знаю. Я твой аттестат передавал. Меня — Андреем. Линьков.
Я до этого как-то мельком его видел. Такой он — большеголовый, лобастенький, быстро улыбается, быстро хмурится, а морщины все равно не уходят со лба. Уже — где лоб, где темечко, волосы белые редки, залысины далеко продвинулись — к сорока поближе, чем к тридцати пяти. Нет, мои все «маркони» как будто помоложе были.
Спросил меня:
— С Ватагиным-капитаном ты не плавал?
— Одну экспедицию, в Баренцево.
— Н-да, — он вздохнул. — Это нам ничего не дает. С Ватагиным кто же не плавал! Зверь был, а? Зверь, не кеп!
— Зверь в лучшем смысле.
— В самом лучшем! А в какую экспедицию? Это не когда он швартовый на берег завозил и сам чуть не утонул?
— Нет, такого при мне не было.
— Представляешь, в Тюву приходим из рейса — и машина застопорилась. Ста метров до пирса не довезла. Так спешили, что все горючее сожгли. Ну что — на конце подтягивайся к пирсу. Но шлюпку спускать — с ней же час промытаришься.