Ну, и все в том же роде. Потом он спросил:
— Ты после экспедиции куда двинешься?
— Не знаю. В другую экспедицию.
— Я — все, завязываю! Меня кореш в грузовую авиацию соблазняет, в летный состав. Такие же там передатчики. Зарплата, конечно, лимитировать будет. Но думаю — а черт с ней, с зарплатой, потрохов бабке сплавим, а жена пусть поработает какое-то время. Зато ж там рейсы — часы, а не месяцы. Валяй-ка со мной на пару.
— Что я там буду делать?
— Пристроишься. А то — радистом натаскаю.
— Можно и радистом.
— Нет. — Он вздохнул. — Если «можно», то лучше не надо. Счастлив не будешь. Тебя вон «дед» на механика тянет, я уж слышал, а ты не идешь. И правильно — душа не лежит. Счастье у человека на чем держится? На трех китах — работа, кореши, женщина. Это мне еще лейтенант на катере втолковывал. Если это в порядке, остальное все приложится. Согласен?
— Мне, значит, только трех китов не хватает.
"Маркони" призадумался, почесал лоб.
— Худо дело, Сеня. Отчего мы с тобой — моряки, а? Ленточки нас поманили?
— Меня, пожалуй, ленточки.
— С детства, небось, мечтал?
— С младых ногтей.
— Но ведь поумнеть-то — надо? Нет уж вот доплаваю рейс, пойду на шофера сдавать.
— Ты же в авиацию хотел. Он засмеялся:
— Иди-ка спать, братишка. Завтра вас до света подымут.
В кубрик я пришел как раз вовремя. Когда уже все угомонились. Дверь была прикрыта, а от камелька жаром несло, как от домны. До чего же мы, северяне, тепло любим. Умираем без него!
Я лежал, не спал — то ли от жары, то ли «маркони» меня расстроил, как и я его.
А меня ведь, и правда, ленточки поманили. Хоть я и соврал ему насчет младых ногтей. Мальчишкой я ни в каких моряков не играл и даже не думал о море. И где там подумать — течет у нас вшивый Орлик, а по нему до Оки и на дощанике не доберешься, то и дело тащишься через мели. И когда они появились у нас на Сакко-Ванцетти, эти трое с ленточками, в отпуск приехали, я на них как на чучела смотрел. Хотя они бравые были ребята — подтянутые, наглаженные, клеш не чересчур широкий. Всегда они ходили втроем, занимали весь тротуар — как три эсминца «фронтом» — и по сторонам не глазели, а прямо перед собою суровым взглядом, и понемногу вся наша сакко-ванцеттинская шпана их зауважала. А потом и забеспокоилась — когда они себе отхватили по хорошей кадровой девке и стали вшестером ходить, по паре "в кильватере". Но я не беспокоился — они же не у меня отбили, да и некогда было об этом думать. У меня в то лето отец, паровозный машинист, погиб в крушении, и я должен был мать кормить и сестренку. Пришлось мне уйти из школы, после седьмого класса, и поступить в ФЗО,