Встав из-за стола, он отвел в уголок своего приятеля Маккинтоша; Харниш знал, что Маккинтош получил высшее образование, — недаром он когда-то слыл первоклассным футболистом.
— Послушай, Бэнни, — спросил Харниш, — как надо говорить: «Я сам приеду в понедельник, и мы поговорим про дело» или: «Поговорим о деле»?
Бывший чемпион футбола наморщил лоб и с минуту мучительно думал.
— Понятия не имею, — сознался он. — А как я говорю?
— Конечно, «про дело».
— Ну, тогда «о деле» правильно. У меня грамматика всегда хромала.
На обратном пути в контору Харниш зашел в книжную лавку и приобрел учебник по грамматике; он просидел над ним добрый час, задрав ноги на стол и старательно листая страницы.
— Провалиться мне на этом месте, девчонка-то права! — заключил он наконец.
И тут он впервые подумал о стенографистке как о живом существе. До сих пор она была в его глазах только особой женского пола и предметом конторской обстановки. Но теперь, когда она доказала, что лучше знает грамматику, нежели дельцы и даже окончившие университет футболисты, она стала для него личностью. Она приковала его внимание к себе с такой же силой, как злосчастное «о деле» в аккуратно отпечатанном письме.
Вечером, когда она уходила из конторы, он пригляделся к ней и в первый раз заметил, что она хорошо сложена и одета со вкусом. Он плохо разбирался в дамских туалетах и не мог оценить во всех подробностях красивую блузку и элегантный английский костюм, но ему понравился общий вид — все было на месте, ничего лишнего, ничто не портило впечатления.
«Да она премиленькая», — решил он про себя, когда за ней захлопнулась входная дверь.
На другое утро, диктуя стенографистке письма, он заметил, что у нее очень красиво уложены волосы, хотя нипочем не сумел бы описать ее прическу. Просто ему приятно было смотреть на ее головку. Она сидела спиной к окну, и он обратил внимание, что волосы у нее каштановые, с бронзовым отливом. Под бледными лучами солнца, проникавшими в окно, бронзовые искорки поблескивали словно золотые, и это тоже было очень красиво. «Странно, — подумал он, — как я этого раньше не приметил».
В середине письма ему снова понадобился тот оборот, из-за которого они вчера поспорили. Он вспомнил свое единоборство с учебником и произнес:
— «О деле, о котором мы с вами говорили, я…»
Мисс Мэсон быстро взглянула на него. Она сделала это невольно, не сумев скрыть своего удивления. Уже в следующую секунду она опустила ресницы, готовая продолжать запись. Однако Харниш успел рассмотреть, что глаза у нее серые.
Впоследствии он узнал, что в этих серых глазах иногда вспыхивают золотистые точечки; но и того, что он сейчас увидел, оказалось достаточно, чтобы повергнуть его в изумление: почему, собственно, он был так твердо уверен, что волосы у нее черные, а глаза карие?