— Хайль Гитлер! — воскликнул, вскакивая, кто-то из штабных. Вслед за ним поднялся, выбрасывая руку вперед, Эвальд фон Клейст, только что получивший под свое начало целую группу армий.
— Хайль Гитлер! — звучало со всех сторон. Гегель с удивлением обнаружил, что морщины на лбу фельдмаршала Кейтеля разгладились, а глаза горели неподдельным энтузиазмом.
— Под руководством нашего фюрера мы возьмем Сталинград! — возвестил фельдмаршал. — Уверен, что Паулюс нас не подведет!
Йодль, с лица которого не сходило скептическое выражение, пожал плечами.
— Ну, если только наступление на Кавказ возглавит фон Клейст… возможно, это действительно неплохой план.
Даже педант Гальдер нерешительно снял с доски лист со своими расчетами и принялся сворачивать его в трубку. Он был похож на школьного учителя, которого неожиданно уличил в невежестве один из учеников.
«Как ему это удается?» — подумал Гегель. Он не первый раз присутствовал при спорах Гитлера с его генералами, и привык к тому, что споры эти всегда заканчивались одинаково — победой фюрера. Но понять, каким образом фюрер добивался этой победы, Гегель так и не смог.
Ни для кого не было секретом, что генералы в своей массе недолюбливали Гитлера. Прусская военная косточка, голубая кровь, наследники вековых традиций касты воинов и полководцев, они готовы были признавать авторитет фюрера как вождя нации, но не могли допустить, чтобы он вмешивался в сферу их профессиональных интересов. Даже самые лояльные из них считали Гитлера дилетантом в военном деле, который способен своим вмешательством испортить хорошо подготовленную операцию. А нелояльные в частных беседах с проверенными друзьями называли фюрера безродным австрийцем с сомнительным прошлым.
Отношение несколько изменилось после череды блестящих побед, одержанных вермахтом в Европе: тогда Гитлер пошел наперекор своим генералам, опасавшимся открытого столкновения с войсками союзников, и неожиданно оказался прав. Даже самые отчаянные критики фюрера были вынуждены признать, что он обладает исключительной интуицией, позволяющей ему принимать отчаянные, но неизменно выигрышные решения.
И все же этого было недостаточно, чтобы раз за разом одерживать верх в спорах с упрямыми пруссаками. Гегель никогда не считал себя докой в стратегии — в конце концов, это было не его дело — но даже он догадывался, что любой из генералов, принимавших участие в совещании, мог по пунктам разобрать нарисованную фюрером картину и не оставить от нее камня на камне. Мог бы — но никто даже не попытался. Кроме, пожалуй, бедняги Гальдера, которому Гитлер не дал даже рта раскрыть.