Жером понятия не имел, о ком шла речь в предыдущем послании Центра, и полагал, что никогда этого не узнает, но любопытство оказалось сильнее осторожности.
— О чем вы говорите?
— О предметах. У него наверняка есть предметы.
— Какие предметы?
— Долгая история, парень. А мы, между тем, уже почти приехали.
— Так нечестно! — запротестовал Жером. — Если уж сказали «а», говорите и «б»!
— Значит, ты признаешь? — быстро спросил Гурджиев.
— Что признаю?
— Что на самом деле тебя зовут Георгий, и ты родился в Цхинвале.
— А что, у вас тоже есть предметы? — наугад спросил Мушкетер.
Гурджиев крякнул.
— Почему ты так решил?
— Ну, если тот человек может узнать обо мне все, потому что у него есть предметы, логично предположить, что они есть и у вас.
— А ты хитер, парень! — в голосе старика слышалось одобрение. — Нет, у меня их нет. К сожалению, а может, и к счастью. В общем-то, они мне не очень нужны, потому что я не сплю. Обычно не сплю. А предметы помогают тем, кто хочет управлять сновидением.
— Каким сновидением? — не понял Жером.
— Тем, которое вы называете жизнью.
«Ситроен» остановился перед свежевыкрашенными голубой краской воротами. Гурджиев несколько раз требовательно погудел клаксоном.
— Вот мы и прибыли. Это поместье «Платан», оно принадлежит одному из моих учеников, художнику. Художник он весьма посредственный, но человек очень щедрый, что среди французов редкость.
Ворота отворил зловещего вида горбун в кожаной жилетке, надетой прямо на голое тело. При виде Гурджиева он заулыбался и что-то бессвязно залопотал. Старик высунулся из машины и одобрительно похлопал его по волосатой руке.
— Это Филипп, — пояснил он Жерому. — Добрый малый, хотя и родился идиотом.
— Если не ошибаюсь, — сказал Мушкетер, — согласно вашей теории, все мы идиоты.
— Филипп — истинный идиот. В медицинском смысле этого слова. Родителям он оказался не нужен, в приюте его все шпыняли… Ему повезло, что он попал к Пьеру. А вот, кстати, и Пьер.
Из дома вышел человек, одетый в синюю, запачканную красками блузу. На взгляд Жерома, он походил не на художника, а на маляра, которого оторвали от покраски забора.
— Учитель! — закричал он на весь двор. — Мари! Мари! К нам приехал месье Гурджиев!
— Экзальтированный идиот, — вполголоса сказал старик. — Впрочем, жена его очень мила.
Он открыл дверь и выбрался из машины. Двигался он ловко и плавно, как вышедший на прогулку кот. Жером давно подозревал, что весь спектакль с больными ногами был разыгран лишь для пущего драматического эффекта.
— Какая приятная неожиданность! — художник терзал в руках полотенце, яростно оттирая краску с ладоней. — Месье Гурджиев! Дорогой учитель! Как вы себя чувствуете?