— Еще не до конца пришла в себя. — Либби пригладила волосы, отбросила челку со лба. — Извини, сама не понимаю, как заснула. Наверное, устала, слишком много новой информации.
— Трудно воспринять все разом… Либби! — Что?
— Мне очень жаль. Я должен… — Кэл прильнул губами к ее губам.
Она была теплая и мягкая после сна. Он понял: если сейчас не обнимет ее, то умрет. Она инстинктивно вскинула руку ему на плечо. Потом рука обмякла.
— Я солгал, — прошептал он. — И мне совсем не жаль. — Он заставил себя подняться и отойти от койки. Либби тоже встала, нервно затеребила подол свитера.
— Это твоя семья? — спросила она.
— Да. — Кэл не смотрел на снимок; вот бы жизнь была такой простой, как тогда! — Мой брат Джейкоб, мама и папа.
Либби безошибочно различила в его голосе любовь и неясную тоску.
— Вот это Джейкоб? — Она показала на брата. — А… они такие молодые… Трудно поверить, что это твои родители.
— Выглядеть молодым нетрудно. — Кэл пожал плечами. — То есть в нашем времени нетрудно.
— А это твой дом?
— Там я вырос. В пригороде… Километрах в двадцати от центра Филадельфии.
— Ты вернешься к ним. — О своих желаниях Либби предпочла умолчать. Любовь, даже нечаянно нагрянувшая, всегда самоотверженна. — Представь, сколько всего ты им расскажешь!
— Если запомню.
— Но ты не сможешь забыть! — Ей вдруг стало тяжело. Она не вынесет, если он ее забудет, если даже воспоминания о ней перестанут существовать. — Я все для тебя запишу.
Кэл круто развернулся к ней.
— Буду очень тебе благодарен. Можно мне вернуться с тобой?
В душе забрезжила искра надежды.
— Вернуться?
— Ну да, в твою хижину. Ремонт начну завтра. Я надеялся, что ты позволишь мне еще побыть у тебя, пока все не будет готово.
— Конечно! — Глупо и эгоистично надеяться, что Кэл пробудет у нее дольше, чем то необходимо. Когда они выходили из его спального отсека, Либби изо всех сил старалась улыбаться. — Мне нужно задать тебе кучу вопросов, — сказала она. — Только не знаю, с чего начать.
И все же на обратном пути она ни о чем его не спрашивала. Он сидел какой-то рассеянный, задумчивый, а сама Либби разрывалась от ярких впечатлений и противоречивых желаний. Лучше всего, решила она, если они на несколько часов притворятся, что все так и должно быть. И вдруг ее осенило.
— Хочешь пообедать в городе?
— Что?
— Хорнблауэр, не отвлекайся. Хочешь поехать в город? Ты ведь ничего у нас не видел, кроме крошечного участка вокруг хижины. Если бы я вдруг очутилась, скажем, в восемнадцатом веке, мне бы хотелось все там исследовать, посмотреть на людей. Поездка отнимет часа два, не больше. Ну, что скажешь?