То, что называется фанатизмом, явление оборонительное, а не наступательное. Долго, бесконечно долго сжималась пружина народного терпения, и когда свалился невыносимый гнет монархического и чужеземного засилья, она распрямилась. Каждой революции свойственны эксцессы, без этого она не могла бы быть революцией. Истоки эксцессов понять сложно, зачастую невыгодно, и тогда на помощь приходит емкое и мрачное слово «фанатизм».
Смутные времена. Мы, советские люди, в этой стране живем в атмосфере явного недоброжелательства. Я выхожу из посольства. На стене напротив крупными буквами написано: «Марг бар джасусане шоурави» (смерть советским шпионам), «Марг бар тудеиха» (смерть тудеистам). За углом, на стене посольства профессионально выполненная надпись: «Смерть советским!» Я советский. Надо делать вид, что надписей не замечаешь, дабы не доставлять удовольствия наблюдающим. Погода отличная, настроение хорошее, и мелочи его не испортят.
Навстречу мне идет иранская девушка. Одета она в серый балахон, черный платок надвинут на самые глаза, в руках книги. Маленькая, худенькая и серьезная фигурка вежливо обращается ко мне: «Вы из этого посольства?» — «О, да!» (Она, конечно, спросит, как можно поехать на учебу в Советский Союз, и я попытаюсь объяснить, что сейчас это просто немыслимо. Я весь внимание…)
«А почему вы социал-империалист?» — так же вежливо (о, змееныш!) спрашивает девчушка.
«Извините?» — единственное персидское выражение, приходящее на ум, и на лице, как вспоминаю я потом, приветливая улыбка, в данной ситуации выглядящая глупо.
«Почему вы социал-империалист?» — повторяет иранка и, не дожидаясь ответа, торжествующе идет своей дорогой.
Великий персидский язык полностью покидает «социал-империалиста» в эту ответственную минуту и не позволяет нанести обидчице удар хотя бы в спину. Согнав с лица глупую ухмылку и приняв достойный вид, он твердым шагом идет по плитам тротуара, размышляя о причудливых воздействиях революции на молодые головы.
Постепенно у меня вырабатывается привычка к обидам, но тем не менее они наносятся так внезапно и такими добродушными на вид людьми, что язвят еще горше, чем газетные официальные уколы.
Подходит на улице же застенчивый, приветливый иранский паренек, чисто и просто одетый, улыбается и негромко, не пытаясь привлекать внимание прохожих, говорит: «Смерть советским!» Есть, конечно, есть объективное, очень нелегкое для нас обстоятельство: иракские самолеты, грозящие Тегерану, сделаны в СССР… Это наглядная агитация не в нашу пользу — паренек, зацепивший меня колким словом, может через день-другой уже оказаться на хузистанской равнине под градом снарядов, тоже произведенных в Советском Союзе. Не объяснишь ему, кто повинен в войне, в том, что гибнет молодежь, что северный сосед объявлен врагом Ирана и ислама.