А потом появился Хьярги.
Это случилось одним предвесенним днем, в самую мерзкую погоду, какую только можно себе представить. Высунув белую вихрастую голову в круглое оконце, больше похожее на бойницу, Дим в это время любовался Синим озером и как раз думал о том, как не повезет тому, кого застанут вдали от дома холодный пронизывающий ветер и мокрый снег. И тут в дверь башни постучали. Дим так и подскочил — ни разу, пока жил здесь, он не слыхал, чтоб кто-то стучался в башню! Да и кому пришло бы такое в голову?! На стук тотчас явился Огдалим и без опаски, не спросив даже, кто там, распахнул тяжелую скрипучую дверь. В нее, пригнувшись, вошел высокий, как Грумвор, и такой же худой старик в насквозь промокшем дорожном плаще. Огдалим очень обрадовался этому гостю и, пропуская его внутрь, сказал:
— Давненько тебя не было, Хьярги! Все кочуешь, перекати-поле! Давай-давай, заходи, мы тебя ждем, и клячу свою веди сюда, как это она жива еще, право слово!
Дим ахнул: новоприбывший старик втащил в башню тощую долговязую лошадь, с которой капала вода. Огдалим поспешил закрыть дверь и преградить путь непогоде, не забыв бросить несколько быстрых взглядов по сторонам. Старик откинул капюшон, стащил с себя отяжелевший от воды плащ, и Дим оторопел: в сумраке башни засверкали инеем длинные, ниже пояса, белые волосы, и сразу будто светлее стало. Дим знал, что волосы — это мерило и вместилище силы, данной человеку богами и заработанной им самим. Раньше авриски-мужчины тоже носили волосы такой длины, но нескончаемые войны заставили укоротить их до плеч — в бою стали помехой. А искатели и вовсе стриглись коротко, не признавая никаких других сил, кроме той, что взяли сами. Только женщины растили волосы до пят, однако все чаще обрезали их в знак потери — когда война забирала кого-нибудь из семьи. Но таких волос, как у этого старика — тяжелых и блестящих, словно дорогая парча, — Дим не видел никогда и ни у кого и смотрел на них, раскрыв рот от изумления. Тут Хьярги заметил мальчика, шагнул к нему и наклонился. Дим испуганно заморгал и в замешательстве отступил на шаг: на него смотрели глаза, похожие на остывающие угли — сами черные, а внутри черноты нет-нет да и вспыхнут вдруг багровые грозные отсветы, вот так разворошишь угли, дотронешься и можешь обжечься.
— Он хороший мальчик, — как бы извиняясь, промолвил Огдалим. — Дим звать его.
Если Хьярги и подумал о запрете, по которому аврискам вход в Кибал был заказан, то виду не подал. Он выпрямился, завязал тяжелые волосы между лопаток шнурком, подмигнул мальчику и сказал: