— Поскольку алым парусам открыться нашему, Кезлин, взору не суждено, то получается, что мы зря теряем время. Председателем военно-полевого суда назначаю вас. Включите в него двух своих сотрудников и кого-то из офицеров «Колумбуса». Суд над командиром, старшим офицером и боцманом субмарины должен состояться завтра.
— Какой еще военно-полевой суд?! — изумленно уставился на Штубера бывший командир «дойной коровы». — Вы что, с ума здесь все посходили?! Мы далеко от Германии. За океаном, в чужой стране. И мы — германцы. Так давайте договоримся.
Получив мощный удар Гольвега по темени, он осекся на полуслове и с трудом, в полуобморочном состоянии, дотащился до стула.
— Вам, Гольвег, — не обращал на него внимания комендант базы и губернатор Германской Патагонии, — надлежит сегодня же построить команду «Черного призрака», зачитать известный вам указ фюрера, копию которого машинистка уже подготовила, а вслед за ним — мой приказ о назначении командиром «Черного призрака» обер-лейтенанта Йохана Хорна.
— Я зачитаю его через два часа, как только офицеры гестапо завершат свое расследование.
— При малейшем неповиновении кого-либо из команды — расстреливать на месте, не предаваясь излишней волоките. И еще уберите с моих глаз этого пиратствующего насильника невинных девиц Бразилии.
Не прошло и часа с того момента, когда трое арестованных с «Черного призрака» оказались в карцере «Колумбуса» — там содержать их было безопаснее, нежели на гауптвахте базы, — как из радиоцентра «Латиноса» сообщили, что к бухте приближается субмарина «Демон» под командованием командора Кнохена. Штубер тотчас же потребовал, чтобы Кезлин связался со своим руководством в Берлине и запросил разрешения на арест командора.
Гауптштурмфюрер тянуть с радиограммой не стал, поскольку на Кнохена у него уже имелось целое досье, и он прекрасно знал всю гестаповскую предысторию его преследования. Но под радиограммой, кроме подписи Кезлина, стояла также подпись военного губернатора Германской Патагонии и коменданта базы Штубера. Очевидно, именно его увешанная важными должностными титулами подпись подействовала настолько, что ответ был получен почти сразу же: «Арестовать. Предать суду». Ну а захват субмарины производили по тому же сценарию, что и захват «Черного призрака».
Кнохен воспринял свой арест с покорностью обреченного, и после почти всенощного допроса, который ему устроила троица гестаповцев, на рассвете он попросил у Кезлина свой пистолет с одним патроном. Свести счеты с жизнью он предпочел на прибрежной скале, чтобы навсегда остаться в море. Гестаповцев эта его излишняя романтичность раздражала, однако, подчиняясь приказу Штубера, вынуждены были отвезти его к давно приглянувшейся командору скале.