. В эти минуты Геринг казался себе триумфатором, въезжающим в столицу сотворенной им империи после решающей битвы, в которой все пророчили ему не только поражение, но и гибель.
Конец апреля — начало мая 1945 года. Германия.
Земля Шлезвиг-Гольштейн.
Ставка гросс-адмирала Деница в морской школе в Мюрвике, вблизи Фленсбурга.
Когда комендант морской школы сообщил адъютанту Деница капитан-лейтенанту Наубе, что гросс-адмирала срочно просят зайти в радиорубку, тот был несказанно удивлен.
— А вы ничего не путаете, обер-лейтенант? Если бы нас кто-либо и пытался разыскивать, то радировал бы в Плен[100], избранный гросс-адмиралом в качестве своей временной ставки.
— Именно там радисты ставки фюрера и искали вас. Но в Плене им подсказали, что вы здесь. Не исключено, что теперь этот Богом забытый Плен может стать и временной столицей Германии.
— То есть? — не понял Фридрих Наубе. Они с гросс-адмиралом и несколькими штабистами кригсмарине прибыли сюда только два часа назад, причем в дороге трижды попадали под налеты англо-американской авиации, и теперь оба мечтали только об одном — хотя бы часик подремать. Чем, собственно, и занят был теперь главком кригсмарине.
— Простите, капитан-лейтенант, это всего лишь мои предположения, — тотчас же стушевался комендант. — Но гросс-адмирала действительно срочно просят выйти на связь с рейхсканцелярией.
Школа располагалась в крепком старинном особняке, обнесенном высокой, почти крепостной оградой, с мощными подземельями и столь же мощной радиостанцией. Почти все курсанты и преподаватели школы пополнили ряды расквартированного под Фленсбургом полка морской пехоты или команды кораблей, а оставшаяся в школе рота охраны должна была теперь следить за поддержанием порядка и усиливать личную охрану гросс-адмирала.
Укутавшись в шинель, Дениц сидел в кресле начальника школы, отправленного во Фленсбург вместе с частью своих воспитанников, но не спал, а устало, с неуемной тоской в глазах смотрел в окно, за которым зеленела часть кроны старинного с трудом пробудившегося этой, очевидно, последней в своей жизни весной. Возможно, в эти минуты смертельно уставший от войны и командных забот гросс-адмирал и сам чувствовал себя таким же теряющим интерес к своему бытию дубом.
— Мой гросс-адмирал, вас просят зайти в радиорубку школы, чтобы установить связь со ставкой фюрера, — с удушающей хрипотцой отставного подводника проговорил Наубе.
— Что там еще, якорь им всем в брюхо?!
— Мне почему-то кажется, что они наконец-то решились передать всю полноту власти в рейхе вам, мой гросс-адмирал. — Несмотря на то что время от времени Дениц болезненно реагировал на это обращение своего адъютанта — «мой гросс-адмирал», особенно когда оно звучало в присутствии кого-то из высоких вермахтовских чинов, теперь главком не обратил на него никакого внимания. Впрочем, в последнее время «фюрер подводных лодок» научился не замечать многое из того, что еще недавно основательно раздражало его.