— Как подтвердилась и подлинность того факта, что повешенное в Милане изувеченное тело принадлежало дуче.
— Его действительно привезли в Милан уже мертвым? — спросил Черчилль только для того, чтобы как-то смягчить свое информационное отторжение.
— И подтверждено многими свидетелями. Можно считать установленным фактом. Прежде чем труп повесить на бензозаправке, его жутко изуродовали. Надругались и над телом Кларетты Петаччи.
— Считаете, что меня должны интересовать все эти садистские подробности? — мужественно сохраняя вежливость тона, поинтересовался премьер.
— Вы просили уточнить, действительно ли…
— Но ведь вы уточнили?
— Отвергая всякие сомнения.
— Тогда зачем мне эти ваши «подробности из морга»? Кстати, не упоминается ли в сообщениях дипломатов некий чемодан, набитый всевозможными письмами, который дуче имел прескверное обыкновение повсюду таскать за собой? — Нет, о чемодане, вообще о каких-либо вещах или документах дуче в этих сообщениях нет ни слова. Очевидно, этой детали никто не придал значения, — А напрасно.
— То есть речь должна идти о чемодане с письмами? Задание понял.
Положив трубку, Черчилль вопросительно взглянул на генерала О'Коннела.
— Вы просили прибыть, сэр?
— Удалось ли вам, наконец, выяснить фамилию нашего агента, имеющего связь с этой, как ее там, княгиней? — пощелкал премьер пальцами.
— Княгиней Марией-Викторией Сардони. — Генерал достал из папки фотографию женщины с распущенными волнистыми волосами и римскими, истинно аристократическими, чертами лица. Красавицей ее назвать было трудно, однако было в ее строгом взгляде и горделиво вскинутом подбородке что-то очень жесткое, властное и… неподступное.
«А точнее. — неподсудное, — сказал себе Черчилль. — Как думаешь, решился бы ты ухаживать за такой вот, теряя массу времени, денег и нервов? Вряд ли. Честно признайся себе: вряд ли!»
— Ну, допустим… — задумчиво проговорил Черчилль вслух, повертев снимок между пальцами, как картежный шулер — невесть откуда появившуюся пятую даму. — И кто тот сладострастец, которому удалось пробить подобную броню?
— Майор разведки Эдвард Эйховен.
— После взятия такой «сексуальной Бастилии» — и все еще майор? — ловеласно покачал головой Уинстон.
— Представим к повышению. Известен под псевдонимом Тото, и Монах Тото, поскольку выступает в облике католического монаха-миссионера. «Бедный, вечно молящийся монах Тото» — так скорбно представляет он себя в кругах «черной римской знати», в которые проникает именно благодаря княгине Сардони. Год назад…
Поведать о том, что же произошло год назад, О'Коннел так и не успел; он умолк, поймав на себе удивленный взгляд Черчилля, который неотрывно смотрел на него, с недонесенной до рта сигарой.