Аргумент был убийственным. Геринг вдруг почувствовал, что, объявляя самого себя наместником фюрера, он переступает некий Рубикон, на том берегу которого уже не будет ему ни веры, ни пощады, а будет лишь несметное количество явных и тайных врагов.
— Вот именно, не смогут, — подвел он печальный итог своих недолгих раздумий и колебаний, — поэтому нам придется уповать сейчас лишь на понимание фюрером моих действий и моих устремлений.
— А вдруг этого понимания не будет? — поеживаясь, повел плечами майор, предпочитавший при любом раскладе иметь под стенами ставки рейхсмаршала хотя бы сотню преданных ему пилотов. — Что тогда? Добровольно отдаваться в руки гестапо?
— Если фюрер правильно воспримет мою телеграмму и даст свое согласие, — не стал предаваться дальнейшим гаданиям Великий Герман, — то уже завтра я смогу связаться с американским генералом Эйзенхауэром, как мужчина мужчине пожать его руку и предложить нашу полную капитуляцию на Западном фронте.
— Вы уверены, что фюрер согласится на полную капитуляцию?
— А разве он еще способен будет влиять на развитие событий?
— В той степени, в какой все еще способны влиять на людей его магическое имя и наша потребность поклоняться фюреру, уверовав в непогрешимость его мыслей и действий, — напомнил ему адъютант. Но хотя Геринг и вынужден был признавать правоту его слов, однако не в его правилах было отступать.
— Не забывайте, Инген, что в основу переговоров будет заложена мысль о том, что через неделю-другую мы, уже совместными германо-американскими силами, ударим по Красной Армии. И фюрер будет уведомлен об этом.
Майор демонстративно пожал плечами и, отведя взгляд куда-то в сторону, многозначительно промолчал.
— С такой оговоркой фюрер, возможно, и согласится, — наконец сказал он, хотя нетрудно было догадаться, что это была всего лишь уловка подчиненного, не желавшего обострять отношения со своим командиром.
— В таком случае мудрствования кончились, майор, я сажусь сочинять телеграмму фюреру.
— С этим действительно следует поторопиться, это правильно, — поддержал его адъютант Инген. — Телеграмму фюреру… конечно, — мялся он у двери, все не решаясь оставить рейхсмаршала наедине с самим собой. — И все-таки, — наконец решился он, — может, есть смысл вновь пригласить нашего генерал-майора Коллера?
— Это еще зачем?!
— Ну, как всегда, для поднятия духа.
— Убирайтесь вон, майор! — взъярился Геринг, сжимая кулаки. — Какое еще «поднятие духа»?! Я сказал: «Убирайтесь вон!»
— Извините, рейхсмаршал. С моей стороны это был самый мудрый совет из всех, на которые я способен, — признал Инген, пятясь к выходу