— Мам, мне жаль, что вы поссорились, — искренне посочувствовал я, — но я не собираюсь ради вашего примирения жениться на Иоханне. Да и она на это не пойдет, даже если я буду ей под окном серенады петь.
— С твоим слухом, точнее с полным отсутствием такового, только волков в лесу распугивать! — откровенно прокомментировала моя «добрая» мама. — Придется самой придумывать, как Терина с Валем помирить.
Я задумчиво проводил взглядом удаляющуюся мать. Бедная старушка, ведь все закончится тем, что скандал отцу учинит с мордобоем и летающими по помещению предметами, а толку будет — ноль! Придется действовать самому. Из-за нас с Иоханной предки поссорились, нам и мирить их.
Придя к такому решению, я телепортировался в Зулкибар. В покои принцессы. Неприлично, конечно, но в любом другом месте, меня кто-нибудь заметить мог и королю доложить. А королю необязательно знать, что я вернулся. Кто его знает, что ему в голову взбредет? Вальдор горазд на решения всякие неразумные, еще велит меня в темницу заточить, чтоб до свадьбы не сбежал. И все. Тогда уже точно не помирятся наши с Иоханной родители никогда!
Появился я неудачно — аккурат напротив зеркала во всю стену и, как полоумный, шарахнулся, от собственного отражения. Нервишки что-то шалят у Вас, уважаемый Мерлин Эрраде! Испугался самого себя в зеркале! Хорошо еще, что Иоханны нет, а то подняла бы на смех. С нее станется гадость какую-нибудь ляпнуть, типа "не мудрено, что ты от своего отражения шарахаешься, будь я так страшна, тоже испугалась бы!"
Ну, вот не нравлюсь я ей, блонде этой высокородной! Нисколечки не нравлюсь! И глаза мои — один желтый другой голубой — ужасны. И тощий я слишком (ага, не чета ее папеньке растолстевшему), и волосы у меня неприлично рыжего цвета. А вот и не рыжего, кстати, а каштанового, как у мамы.
Я повертелся перед зеркалом, пришел к выводу, что статью я в отца пошел и лицом на него похож, во всяком случае, нос у меня не такой длинный, как скажем у матери или у деда.
— Никогда таких самовлюбленных мужчин не видела. С таким упоением у зеркала вертишься! Тебе бы, Лин, женщиной родиться.
И опять я, как истерик последний, подпрыгнул на месте с перепугу. Правда через секунду в себя пришел и гневно уставился на Иоханну. Оказывается, здесь она все это время была — на подоконнике сидела, за шторой. Окна в Зулкибарском дворце большие и шторы соответствующие, вот я ее сразу и не заметил. Хотя должен был об этом подумать, знаю же, что блонда эта с детства любит на подоконниках за шторами ныкаться. Ей там, видите ли, размышляется лучше. Какие такие размышления могут быть в этой блондинистой головушке, ума не приложу! Вот разве что глупости всякие типа той, что она мне сейчас ляпнула. Что, если я мужчина мне в зеркало нельзя на себя посмотреть?