На лице юноши не осталось и следа от недавнего веселья, — выпучив глаза, он показал пальцем на север. Азим посмотрел в этом направлении: свет лампы двигался на крыше невысокого здания справа налево. Азим сжал кулаки — наконец-то гул выбралась из своей берлоги.
Эта часть дневника показалась Марион странной от начала и до конца. Едва завершив психологический этюд на тему о виновности Фрэнсиса Кеораза, автор — Джереми — нарисовал большую стрелку, отсылая читателя к самым последним страницам книги. Марион нашла там длинную дополнительную главу, посвященную исключительно Азиму и рассказу о ночной охоте на монстра. Очевидно, для описания этих событий Джереми использовал информацию, полученную от своего коллеги, и другие свидетельства, которые смог собрать за короткое время. Одним из источников информации стал, в частности, Халиль, с ним Мэтсон встречался лично. Тем не менее Марион подозревала, что отдельные пассажи в дневнике Джереми порождены исключительно игрой его воображения, например описание эмоций Азима. Иногда Мэтсон передавал их так детально и правдоподобно, как будто сам побывал в шкуре каирского следователя.
Марион сочла отсылку к самому концу записной книжки нелогичной. Складывалось впечатление, что этот фрагмент добавили в дневник в последний момент и его нельзя было вставить в текст иначе, как с помощью стрелки, нарисованной в верхней части страницы. Поэтому она решила чередовать чтение глав в том порядке, как предложил автор, перепрыгивая от середины книги к самому ее концу и назад. Таким образом она последовательно перешла от сцены организованной Азимом охоты на улочках восточного квартала к описанию ужина Джереми у четы Кеоразов. В результате тревожное ожидание развязки только усилилось. Чуть приподнявшись на кровати, она взглянула на будильник: половина первого ночи, поздновато… «Ну и что, цыпочка? Завтра ведь воскресенье… И притом в этом месте…» Будет читать дальше и получать удовольствие; по крайней мере закончит фрагмент об Азиме, помещенный в конце дневника.
Дождь на улице прекратился; Марион бросила в окно быстрый взгляд: луна наконец выглянула из-под покрова облаков и посеребрила террасу с кладбищем. Ветер со свистом гулял по улицам мимо фасадов домов и ужом вертелся вокруг надгробных стел. Унылый лес каменных крестов с изображением Христа красноречиво свидетельствовал о могуществе времени. Надгробия, пережившие многократную смену времен года, носили на себе более или менее заметные следы распада. Среди памятников, скорчившихся, как будто от пытки, и разваливающихся на куски, Марион вдруг заметила лицо — круглую человеческую голову, под лунным светом кажущуюся белой… Взгляд мужчины казался более реальным, чем окружающая его обстановка. Усталость как рукой сняло, полумрак рассеялся: Марион поняла, что это лицо не изображение на кресте, а принадлежит живому человеку. Она подпрыгнула: на кладбище находился мужчина, и он пристально смотрел на нее…