Кровь времени (Шаттам) - страница 179

Джереми сделал еще глоток виски; он мрачно слушал слова женщины, которую любил. Музыка Пуччини заиграла на полную громкость. Мэтсон отдал бы все что угодно за то, чтобы вновь почувствовать, как Иезавель прижимается к нему, вновь любить ее, хотя бы один раз. Он тосковал по жару ее тела, гладкости ее кожи, по сладости ее поцелуев и нежности объятий. Она стояла рядом, в каких-то трех метрах, такая манящая и одновременно недостижимая…

— Смирись с тем, что я больше не твоя, — продолжала она. — Мне придется быть жестокой с тобой, Джереми. Я разбираюсь в мужчинах, и только тебя мне так и не удалось раскусить до конца. Сначала меня в тебе привлекало именно это — дикое обаяние великих первооткрывателей. Затем оно стало меня раздражать, а под конец… даже пугать.

Она смотрела на него сквозь янтарный полумрак, царивший в комнате.

— Ты ведь не понял, почему я была так сурова с тобой после нашего разрыва, правда? Чтобы помочь тебе поставить крест на наших отношениях. Твоя верность и наивная надежда в конце концов переполнили чашу моего терпения. Ты постоянно изводил меня бестактными вопросами о моих отношениях с Фрэнсисом и этим довел меня до грани. Если у нас с тобой ничего не получилось, то это в первую очередь потому, что ты стал слишком назойлив, Джереми.

Взгляд ее зеленых глаз оказывал на него гипнотическое воздействие.

— Твою душу заполнило безразличие, как у всех, кто зашел слишком далеко по пути одиночества, кто свыкся с этим и уже не может вернуться. Ты уже никогда не будешь принадлежать этому миру целиком, Джереми. Часть тебя всегда будет странствовать где-то там, в странных и ведомых только тебе землях — среди воспоминаний о войне, о блужданиях по саванне; ну а другая часть — здесь, — она подняла ладони к потолку, — в этом вагоне. Именно эта твоя сторона оставалась мне непонятной и внушала мне страх. Да, ты роскошный любовник, но тебе никогда не стать ни заботливым мужем, ни тем более хорошим отцом. Подобная доброта — это дар, который тебе уже не обрести, за последнее десятилетие своей бурной жизни ты утратил такую возможность. Я поняла это тем вечером, когда ты рассказывал мрачный эпизод из своего военного быта. Вот почему я плакала, слушая о том, что тебе довелось пережить в окопе во время войны. Ты знаешь, я поняла: теперь ты всего лишь… призрак, на самом деле тебя в этом мире нет. Ты не такой, как мы. Мне ужасно жаль…

Иезавель быстро промокнула глаза платком и нанесла последний, смертельный удар:

— Но ты не имеешь права ненавидеть Фрэнсиса, который дал мне то, чего не смог дать ты!