Арабский мир в эпоху «Тысячи и одной ночи» (Лейн) - страница 6

Вообще арабы постоянно прибегают к магии и снадобьям не только для исцеления, но и для профилактики болезней. Они питают, воистину, необыкновенную страсть к лекарствам, что свидетельствует об их неприятии судьбы, как установленной раз и навсегда. Настойчивость, с которой они преследуют европейского путешественника в стремлении заполучить целебную дозу, не поддается описанию. Причем чем сильнее действие этого средства, тем больше они получают удовлетворения. Примером может послужить следующий случай: «Три погонщика ослов, перевозивших багаж двух британских путешественников из Булака в Каир, раскупорили замеченную в корзине бутылку и, полагая, что она наполнена бренди, по очереди опрокидывали её в свой рот. Но тому из погонщиков, который пил последним, вместе с жидкостью в рот попал хвост скорпиона. Осмотрев бутылку, он с ужасом заметил, что в ней помещались несколько таких пресмыкающихся, а также тарантулы, пауки и жуки. Посчитав, что отравились, но не желая полагаться на судьбу, погонщики послали ко мне человека за лекарством. Он изложил свою просьбу словами: „О, эфенди, сделай доброе дело: отравились трое мужчин. В твоей милости дать им лекарство и спасти их жизни“. Затем он поведал существо дела, не скрывая факта кражи. Я сказал, что они не заслуживают лекарства, но он доказывал, что, поделившись лекарством, я получу огромное вознаграждение. „Правильно, — сказал я, — тот, кто спас живую душу, почувствует себя так, словно он спас все человечество“>[10]. Я произнес это для проверки просителя, который, выразив восхищение моими знаниями, попросил поторопиться, иначе отравленные люди погибнут. Таким образом, он не проявил себя безусловным фаталистом. Я передал ему три сильные дозы рвотного камня. Вскоре он вернулся поблагодарить меня, сказав, что лекарство оказалось восхитительным, поскольку погонщики, едва проглотив его, чуть не вырвали из своего организма свои сердце, печенку и все остальное.

Из неверия в судьбу некоторые мусульмане даже изолируются от общества во время распространения эпидемии болезни, однако такое поведение, в общем, осуждается. Двери дома одного моего сирийского друга, который так поступил, соседи чуть ли не взломали. Другой мой друг, один из выдающихся улемов (богословов), признавался, что считает карантин законным, и приводил много доказательств в пользу этого. Однако он сказал, что не осмеливается открыто выражать свое мнение. „Посланник Аллаха, — говорил он, — да благоволит ему Аллах и сохранит его, повелел, чтобы мы не входили в город, пораженный эпидемией, и не выходили оттуда. Почему он велел не входить? Чтобы мы не подвергали себя опасности заражения болезнью. Почему он велел не выходить? Чтобы мы не заражали других людей. Пророк нежно заботился о нашем благополучии: сегодняшние же мусульмане похожи на буйволов (диких зверей). Они воспринимают повеление не входить в город, подверженный эпидемии, как призыв к осторожности, а не выходят из него потому, что это расценивается как недоверие к способности Аллаха спасти от болезни“.