К тому времени, ночью я уже буду крепко спать. Я мечтал о сне под открытым небом, рыбалке, охоте, сборе ягод, разжигании костра, приготовлении еды, находке птиц и животных, езде на коне, еще и еще раз езде на коне, плавании, еде и питье с киргизами согласно их обычаям, поджаривании баранины на открытом огне, питье вместе с ними кумыса, напитка нашего народа, если, конечно, позволят. Как все было волнующе!
Наконец, когда начинали цвести первые цветы, наступал великий день. Я запрягал коней на фургон. Отец приносил маленькую молитву. Мать плакала и целовала меня. Маленькие братья и сестры махали ручками на прощание. С сиденья фургона отец и я махали в ответ, и мы отправлялись с тем, чтобы возвратиться лишь к сбору урожая.
У отца не было никакого плана или расписания. Он лишь заботился знать, где кочуют киргизы. Иногда мы отправлялись на восток от Орска, иногда — на север. Обычно, по меньшей мере, однажды, по колеям мы проезжали через Айдырлинск, чтобы повидать двух братьев отца, оба которых были золотоискателями. Эти братья были довольно яростными социалистами, озабоченными по поводу гнета царизма и призывающими к открытой революции. Я помню их долгие ночи споров с отцом и как они ему говорили: «Товарищ, поднимись, поднимись, нам нечего терять кроме своих цепей». Та была радикальная часть семьи. В основном, мы посещали консервативную часть семьи летом, когда проезжали через Ново-Орск, дом казацких родственников моей матери. Эти дяди были настоящими кавалеристами, сильными, воинственными, беззаботными, любителями приключений и верными до последней капли крови монархии, которого они называли «Белый Царь». Правда, они были мусульманами и говорили о себе как о чистых татарах. Однако, сначала они были казаками. Они владели лучшими конями, лучшими землями вдоль Урала и ее притоков, были офицерами. Они имели своего атамана, управляли своей станицей и были готовы сражаться за царя в любое время и в любом месте. Они обращались со мной очень щедро на своих поселениях, учили искусству верховой езды и громко смеялись, говоря, что я становлюсь слишком старым, чтобы заиметь казацкую девушку. Временами я смущался, разрываемый между противоречивыми идеями моего нежного отца, который желал лишь освобождения татар и прогресса мусульман, моих социалистических дядюшек, призывающих к революции и моими казацкими дядюшками и их романтикой, их легкой дорогой по жизни. Тем не менее, я не позволял себя долго размышлять о них. Я все еще был мальчиком, здоровым и относительно беззаботным по поводу проблем мира взрослых.