Через советскую прессу и периодику, доступную на Западе, я имел ограниченную информацию о том, что случилось с некоторыми более важными людьми из моего советского прошлого.
Мехлис, комиссар Девятой Армии, который почти не отправил меня под трибунал, умер естественной смертью, что является одним из немногих исключений для людей с его прошлым и положением.
Чуйков, который заступился за меня перед Мехлисом, стал всемирно известным за командование войсками во Второй мировой войне. Став маршалом Советского Союза, в послевоенное время служил в качестве одного из заместителей министра обороны и до своей смерти был командующим сухопутных войск Советского Союза и на должности, неизвестной мне.
Голиков, мой начальник в Управлении, также отличился во Второй мировой войне, сделавшись маршалом. За несколько лет до своей смерти он был начальником политуправления Советской Армии и Флота.
О моих непосредственных коллегах я знаю немного. На самом деле, я знаю лишь о том, что капитан Полякова, моя помощница в Четвертом отделе Управления, была уволена, поскольку была еврейкой.
Что касается моего друга Бухтина, который своевременно предупредил меня, моего друга поменьше, Акимова, который не предупредил меня, нашего кэгэбешнего оппонента Наумова, от которого я бежал, то они все бесследно исчезли. Я представляю, что все трое, друзья и враг, были среди тех русских, о которых турки рассказывали мне, как немедленно отбывших в СССР после моего побега. Бухтин и Наумов, вероятно, сразу после прибытия домой были подвергнуты чистке. Акимов, имеющий более твердый характер, возможно, выжил, но его карьера была обречена.
Из тех, кого коснулась моя судьба в Турции, лишь один посол Виноградов продолжал держаться на поверхности. Следующим его важным назначением за рубежом был после Анкары пост посла во Франции. Позднее его перевели в Каир, где он, должно быть, играл главную роль в советском проникновении в Объединенную Арабскую Республику и другие арабские страны, также внес свой вклад в развитие враждебности арабов по отношению к Израилю. Я полагаю, он имел приятные минуты разъяснения по поводу побега экипированных Советами египтян из Синайского полуострова, так же, как и по поводу моего побега. Ныне его уже нет в живых.
Мой продолжающийся интерес к этим людям из моего прошлого является не более чем интерес к судьбе одноклассников с их восхождениями наверх и спусками вниз. Он определенно не является ностальгией по стране моего рождения, поскольку для меня, татарина, она никогда не была моей родиной, а была русской страной. И со смертью Тамары я потерял там единственного человека, которого мог назвать своим.