— Разве такие лезвия не ржавеют?
Черт побери, он сегодня брился и оставил лезвие сушиться на клочке бумаги. Он проклинал себя за неосторожность.
Порог скрипнул еще раз, освободившись от тяжести. Опасность миновала. Таунсенд с облегчением набрал в грудь воздуха и медленно, очень медленно выпустил его. По носу катилась струйка пота.
Следующее замечание прозвучало уже в некотором отдалении:
— Скажу Биллу, чтобы огородил землю. Нельзя допускать, чтобы любой бродяга мог сюда забираться! Я даже днем не чувствую себя в безопасности. Во всяком случае, пока тот тип на свободе.
— Какой тип? — с деланным простодушием спросила Рут.
В ответе с явным подтекстом слышалось и явное осуждение:
— Ты знаешь, о ком я говорю. О Дэне Ниринге. О том человеке, который убил моего мужа.
Рут промолчала.
— Ну, я пошла домой. Мне было любопытно узнать, что тебя так влечет, если ты ходишь сюда каждый день. Я не раз замечала, что следы колес ведут в этом направлении, и поняла, что ты постоянно бываешь здесь, дорогая. — Она умудрилась придать последнему слову тот особый смысл, какой обычно выражается сочувствующим жестом или ехидной гримасой.
Рут блестяще доиграла свою трудную партию. Она вскочила, и поспешно сложила стульчик, на котором сидела.
— Подождите меня, миссис Альма! Вы меня так напугали, что я больше ни минуты не останусь тут одна!
Скрип колес инвалидного кресла начал быстро удаляться, и вскоре все стихло.
Последнее, что Фрэнк услышал, был низкий голос Альмы, прозвучавший уже издалека:
— У тебя руки липкие. Отчего это?
Нашла, значит, предлог дотронуться до рук девушки.
Таунсенд вышел из своего укрытия, чувствуя себя чем-то вроде банного полотенца, которым вытерлись по крайней мере три человека. Даже если бы Альма и не выразила так прозрачно свои подозрения, было ясно: она знала, что здесь недавно кто-то прятался, — если даже и не догадывалась, что этот кто-то все еще здесь.
Он вытащил свернутые листки из-за пазухи и с помощью крышки от консервной банки поднял одну из подгнивших досок пола.
Когда сумерки окончательно сгустились, голод привел Таунсенда к сторожке. Он не подходил к домику целый день, прячась среди деревьев и превратившись в настоящего лесного бродягу без крыши над головой. Ему вовсе не хотелось встречаться с незваными гостями, которые могли туда нагрянуть, сообщи Альма в полицию о своих догадках. Он собирался провести эту ночь на открытом воздухе. Тихая и сухая погода вполне тому благоприятствовала. Надо взять одно из принесенных Рут одеял и завернуться в него — не такая уж большая разница, спишь на голой земле или на полу в сторожке. Но прежде всего надо было что-то съесть, пусть даже всухомятку.