Она встала и прошла мимо него.
- Я хочу собрать вещи и к вечеру уехать.
Он уставился на бумагу в своей руке, от переполнявших его противоречивых эмоций, кружилась голова. Он не мог поверить тому, что она сделала, и тому, как небрежно она это сделала. Одним росчерком пера она лишила себя огромной суммы денег. Бог свидетель, что он заплатил бы ей сколько угодно, разорил бы себя, если бы до этого дошло, только бы удостовериться, что о его ребенке заботятся как следует, а не…
Он задрожал, лицо покрылось потом. Снова нахлынул гнев. Смяв листок, он большими шагами двинулся в спальню, где она вытаскивала чемоданы из шкафа.
- Это чертова ложь! – заорал он и кинул в нее комком бумаги.
Анна вздрогнула, но постаралась сохранить спокойствие. В голове мелькнуло, сколько еще она сможет вынести, прежде чем сломается и зарыдает.
- Конечно, это ложь, - кротко согласилась она, положив чемоданы на кровать.
- Это мой ребенок!
Она бросила на него рассеянный взгляд.
- А ты сомневался? Я не расписывалась в измене, я только попыталась вернуть тебе душевное спокойствие.
- Душевное спокойствие! - Казалось, что он полностью потерял контроль над собой. Он снова кричал, хотя за все три года, что они знали друг друга, он ни разу не повысил на нее голос. – Как, черт побери, я могу сохранять душевное спокойствие, зная, что мой ребенок … мой ребенок … - Он замолк, не сумев закончить фразу.
Она начала освобождать комод, аккуратно укладывая каждый предмет одежды в раскрытые чемоданы.
- Зная, что твой ребенок … что? – напомнила она.
Он засунул руки в карманы и сжал их в кулаки.
- Ты собираешься оставить его? – невразумительно спросил он.
Она застыла, затем выпрямилась и уставилась на него.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, собираешься ли ты сделать аборт.
Теперь в ее карих глазах не было ни теплоты, ни мягкости.
- Почему ты спрашиваешь? – невозмутимо поинтересовалась она.
- Это разумный вопрос.
А ведь он и в самом деле ни о чем понятия не имеет, ошеломленно подумала она. Иначе мог ли он подумать, что она может избавиться от его ребенка, если бы имел хоть малейшее представление о том, что она к нему испытывает? Вся любовь, которую она ему отдавала длинными, темными ночами, могла быть скрыта от него. Он мог принимать ее за услуги, те самые, за которые ей платили. Может быть, он принимал ее страсть за искусные приемы содержанки, рассчитанные на то, чтобы делать сладкого папочку счастливым?
Но она ничего не стала ему говорить. Она только взглянула на него, прежде чем отрывисто заявить:
- Нет, я не собираюсь делать аборт. – И снова стала укладываться.