Только что она назвала мне свое имя. Ее зовут Фуини.
Фуини наконец отводит взгляд от города на горизонте и спрашивает, нет ли чего пожевать. У меня еще остался пирог с сыром, который дала мне мать перед отъездом.
— Вот, если хочешь… вроде еще ничего.
Фуини уписывает пирог так, что за ушами трещит. Я тоже отламываю кусочек — жуткая гадость! Нет, не потому, что мама не умеет готовить, просто она почему-то считает, что на морском воздухе сладкое пойдет лучше.
Фуини вытерла рот, и ветер тотчас же унес салфетку.
— Мне это напоминает школу. Только школу…
— Разве в твоей деревне в полдень не звонили в колокол?
— Видишь ли, я уехал оттуда, как только окончил школу… Да, может быть… но все-таки это напоминает мне именно школу. У меня было много друзей… как подумаю о них — потом весь день сам не свой.
— А рисовал, когда был маленький?
А я и забыл уже. Ведь сюда-то я приехал именно за этим — вон холст натянул…
Солнце уже достигло наивысшей точки на небе. Цвет песка приобретает неестественный оранжевый оттенок.
— Ты, наверно, хорошо рисовал.
— Ничего не могу сказать… Да и теперь даже не знаю, чего сам стою.
— А меня нарисовать смог бы?
— Прямо сейчас? Жарко…
— Это точно.
— Да и к тому же слишком много света — у меня глаза заболят.
— Но ведь ты сюда пришел рисовать?
— С утра тут было совсем другое дело.
— А когда будет попрохладнее?
— Ну, если тебе так хочется… кстати, возьми еще пирога. Я сладкий не люблю.
Она бормочет что-то вроде того, что уже сыта, и отламывает половину пирога. Потом, облизывая липкие от сахара пальцы, произносит:
— А твоя мама отлично готовит!
На ее губах белеют крошки. Мне хочется пригласить ее в ресторан. Но для начала она берет у меня полотенце и еще раз тщательно вытирается.
— В рестора-ан? Ты думаешь, туда пускают в майках?
— Ты уже сколько здесь?
— Со вчерашнего вечера. А ты?
— А я со вчерашнего утра. Наверняка ты видела меня… хотя вряд ли узнала на пляже.
Как и предполагалось, из ресторана нас в два счета выставил швейцар в галстуке-бабочке. Тем не менее в глубине зала я разглядел даму, все платье которой состояло из куска материи, обернутой вокруг ее груди. Но привратник не внял моим возражениям, а по поводу платья заметил, что это самый что ни на есть шикарный наряд. Тем более, продолжал он, в ресторан все равно нельзя входить с мокрыми волосами и желательно хотя бы надеть рубашку.
Делать было нечего — пришлось нам тащиться каждому в свой номер и, судорожно причесываясь, размышлять, что бы такое нацепить на себя.
Нам подали говядину с соусом карри и пиво. Пиво было местное, а на этикетке почему-то был изображен слон.