— Тогда попробуй что-нибудь, что сочетается с оранжевым.
— И что же?
— Ну… бирюза или, например, темно-синий…
— Таких у меня нет.
Фуини выбирает голубой цвет. Служитель приносит ей ананасовый коктейль — ром, газировка, сок и мякоть.
— Что он тебе сказал? — спрашивает Фуини.
— Бал отменяется. Оркестр не приехал.
— А что взамен?
— Говорит, крабьи бега.
— Эт-то что еще за хрень?
— Однажды я присутствовал при этом. Правда, дело было не в отеле у моря, а в другом месте. Вообще такие штуки любят устраивать в ночных клубах. Короче, для этого требуется танцплощадка, на которой рисуется большой круг. Метров пять в диаметре. Потом на середину кладут нескольких крабов и накрывают их тканью. У каждого краба свое имя. В тот вечер это были имена итальянских режиссеров: Федерико, Роберто, Лючино, Пьер-Паоло, Витторио, Микеланджело, ну и так далее… По сигналу покрывало убирают. А поскольку на крабов направлен луч прожектора, они стремятся поскорее убраться в тень. Выигрывает тот, кто первым выбежит из круга.
— И кто тогда выиграл?
— Федерико.
— А ставки делали?
— Ага. Но один даже с места не сдвинулся.
— Помер, наверное…
Я не проверил шприц, и игла так и осталась у меня в вене, чуть покачиваясь от порывов морского ветра. Я осторожно вынул ее, и тотчас на месте укола показалась капелька крови.
— Хорошо здесь!
Ощущение такое, будто тело буквально впитывает солнечные лучи. Нет, действительно здесь все хорошо: и море, и пляж, и ракушка, и тень от зонтика.
Фуини снимает с себя майку и произносит:
— Нарисуй меня, как я захожу в воду. Есть же такая картина, с женщиной, которая стоит на раковине-гребешке. Нарисуй меня такой же!
Обнаженная, она бросается в море. Я замечаю, какая у нее чистая, белая кожа. Девушка улыбается, и мне кажется, что от нее исходят сверкающие лучи. Но мое воображение не способно воспринимать ее как художественный образ. Для меня она остается такой же бледной и нечеткой, как облака на горизонте.
И я снова обращаю свой взор к далекому городу.
Фуини машет рукой:
— Эй, начинай рисовать!
Белая обнаженная фигура девушки заслоняет собой видение.
Я подношу к глазам тоненькую иглу. Солнечные лучи отражаются от ее поверхности и образуют вокруг гало, в котором тонет окружающий пейзаж. Теперь мне кажется, что чужой город — всего лишь часть тела Фуини. Белые плечи, белая спина и ноги тоже белые, белые облака, белые здания, белая больница, белая комната с белыми стенами, белые полы, белые постели, белый проем окна, белые простыни, белый потолок, белые халаты медсестер, даже медикаменты, и те кажутся белыми… и красные пятна на теле матери молодого портного.