— И ничего не остается?
— Не-а. Кости полностью рассыпаются, ну, как пыль…
— А как так получается, что остается скелет?
— Ну, температура, наверное. Типа, ее регулируют, чтобы сгорело только мясо… Да я не знаю, я ж не работаю там.
— Прикинь, тебя бы заживо спалили!
— Мудак, сжигают только мертвяков!
— А тебе персики нравятся?
— А, хочется пожрать? Ну, чего вылупился, жри давай!
— А вот отец их не любит. У нас такое не едят… М-м-м, а пахнет ничего, зацени!
— Ну давай, лопай! Этот, наверно, есть можно.
— Да я не хочу, как твоя бабуся… Чё, думаешь, слабо?
— Да тебе всегда слабо!
— Знаешь, когда идешь мимо лавки, где они лежат, такие ровненькие… прямо у самой витрины… меня каждый раз колбасит: пахнет круто! А когда они созревают?
— Слушай, жри его давай!
Парнишка кусает персик, и тотчас же его лицо искажается гримасой. Он плюется.
— Ну чё, невкусно?
— …Дерьмо собачье! Они сладкими-то бывают, а?
— Ну разве что гнилые, братан!
— Вот блядство! Липкий… как дерьмо… Бе-е — е, счас блевану!
— Был бы хороший, так здесь бы не валялся.
— Ну да, хорошие в магазинах только…
— На наши деньги всего один и купишь.
Троица движется дальше. Пока им удалось набрать от силы двадцать косточек, они гремят и перекатываются в железной коробке. Нужно же раз в пять больше. Им до зарезу надо зашибить денег — сегодня особенный день.
Неожиданно тот, кто пробовал персик, швыряет его изо всех сил в стаю ворон, расположившуюся на капустной горе.
— Идиот! Косточка! — орет его приятель.
Он одет в рубаху, на которой изображен летящий по волнам парусник; у остальных рубахи одинаковые. Только у одного она еще элегантно разорвана — по моде.
Возмущенная стая взмывает в небо, оглашая окрестности хриплым карканьем.
— Достало это все!
Кстати, стрелок по воронам вышел на охоту босой. Его товарищ с парусником на рубашке постоянно предупреждает его о змеях.
Тут они замечают, что один ворон не улетел. Он гораздо больше своих сородичей и смотрит весьма важно. Его иссиня-черные перья влажно поблескивают.
— Смотри, смотри, это их вожак!
Кто-то из мальчишек хватает почти полную молочную бутылку и швыряет ее в птицу.
Бутылка, описав в воздухе полукруг, шлепается об землю в нескольких сантиметрах от ворона. Раздается глухой звук. Ворон даже не шелохнулся — только презрительно смотрит на малолетних хулиганов. Его когти еще глубже вонзаются в капустный кочан.
— Глухой, наверно, — констатирует Парусник, и ребята идут дальше.
— У нас среди пацанов тоже есть такие.
— Козлы! Главное, прицепится — ввек не отвяжешься.
— А чё ты хочешь: глухие — они и есть глухие.