Тут епископ потянулся через стол и овладел пепельницей, в которую Шилде за короткий срок успел воткнуть несколько окурков. Ланцанс не выносил табачного дыма. Но почему именно этому развязному Шилде он стеснялся об этом сказать, как говорил всякому другому собеседнику? Епископу пришло в голову, что, вероятно, потому он терпит вокруг себя клубы этого отвратительного дыма, что боится: Шилде способен ответить на его замечание грубостью. Уж лучше помучиться, чем ставить себя в фальшивое положение. Господи, боже, у кого это он вычитал: «Через фальшивые положения проходят; в них никогда не остаются!..» А кто-то возражал: «Из фальшивых положений не выходят. Из них нельзя выйти!..» Что же верно? А верно то, что Шилде грубиян. Нельзя епископу ставить себя в неловкое положение перед грубияном…
Однако Шилде, кажется, не понял, почему епископ отодвинул от него пепельницу. Как ни в чём не бывало, он снова закурил со словами:
— Мой человек, там, все понимает не хуже нас с вами, Ланцанс…
— «Господин Ланцанс» или «ваше преосвященство», как вам удобней, — сдержанно поправил его епископ.
— Если вам угодно, то я готов именовать вас даже святейшеством, — с издёвкой ответил Шилде.
— Я не думал, Шилде, что вы так не уважаете церковь… Когда-нибудь, когда наступит час вашего последнего отчёта всевышнему, вы поймёте свою ошибку… — И Ланцанс закончил как мог более внушительно: — Обращаясь ко мне, вы обращаетесь к церкви, Шилде.
— Хотя бы к самому господу богу. Мне всё равно, — пробормотал Шилде.
— Вернёмся к нашей теме, — подавляя гнев, с наружным смирением проговорил епископ. — Итак, прошу вас исходить из единства стремлений всех благонамеренных священнослужителей, независимо от принадлежности к тому или иному исповеданию.
— Обстоятельства работы, какую ведут мои люди за кордоном, своеобразны и трудны. Вы их не знаете…
— С помощью господней, мы знаем всё, мой дорогой Шилде, — раздельно проговорил Ланцанс, особенно нажимая на слово «всё». — Церковь, властью, дарованной ей царём небесным и доверенной ей царями земными, приходит на помощь всем, кто служит делу борьбы с коммунизмом… Мы знаем больше, чем может постичь погрязший в суете и юдоли слабый ум человеческий… Я просил вас остаться тут, чтобы спросить, вполне ли благополучно закончилось дело с наказанием Круминьша?
— С ним покончено. Дело за тем, чтобы спасти моего человека, выполнявшего эту карательную операцию.
— Да, да, ваш человек совершил благо и имеет право на христианскую помощь.
— Мне наплевать, на что он имеет право, — опять сгрубил Шилде. — Мы, например, имеем право на соблюдение тайны этого дела, а она будет разоблачена, если мой человек провалится. С ним провалится и Силс.