Да, так сказал Мартын. Это многие слышали.
Если после этого Круминьш счёл возможным плыть с ним в одной лодке, то лишь потому, что Луиза умоляла не делать скандала. Но рано или поздно им придётся столкнуться на узкой дорожке. Круминьша нисколько не пугает то, что Мартын силач и что у него опыт в драках, приобретённый ещё во время беспризорничества — Круминьш тоже не напрасно обучался приёмам рукопашного боя…
Силс долго сидел, молча вороша головни костра. Наконец сказал:
— Пора спать.
— Спать?.. — рассеянно переспросил Круминьш. — А как тебе нравится то, что давеча болтала Ирма?
— Что именно?
— Насчёт нас с тобой, насчёт комбината и… все такое.
— Пусть болтает, что хочет, — беспечно ответил Силс.
— А почему она спросила насчёт сетки?
— Пусть, говорю, болтает… Мне всё равно.
— А мне не всё равно, — твёрдо проговорил Круминьш. — Нет, мне не всё равно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь смел болтать такое…
— Ничего особенного.
— Ты думаешь?.. А я не думаю. Сетка — самая уязвимая часть производства. Выход из строя сетки означает остановку комбината.
— Сегодня остановился, завтра снова пошёл.
— Нет, это не так просто. За одной сеткой всегда может порваться вторая.
— За второй — третья и так дальше? — рассмеялся Силс.
— Ты напрасно смеёшься, Карлис: что-то здесь есть, — в раздумье возразил Круминьш. — Запас сеток не бесконечен.
— Ну нет сеток, есть сетки — какое мне до этого дело. Оставь меня в покое с этой чепухой.
— Это не чепуха, Карлис. Если так говорит Ирма, значит…
— Ничего это не значит! Выбрось это из головы. Ирма злая девчонка. Вот и все!
Он снял с прутьев одежду Круминьша и положил её рядом с другом.
— Давай-ка спать, — повторил Силс, — все твоё просохло.
Силс полез в палатку, а Круминьш стал одеваться.
Оставшись один, он собрал в кучу рассыпавшиеся угли, подбросил в них несколько сухих веток и остановился над костром. Хвоя потрещала, словно лопающиеся на сковороде орехи, пустила густой клуб белого дыма и вспыхнула ярким пламенем. Ветки сгорели быстро и сразу рассыпались в лёгкий пепел, припудривший крупные уголья. Головни под ним то делались ослепительно яркими, то серенькая плёночка пепла быстро одевала их, как веко одевает засыпающий глаз, и снова исчезала. Будто угольки лукаво подмигивали Круминьшу. Он долго глядел, как они мигают, и у него зарябило в глазах. Он зажмурился и постоял с закрытыми глазами.
Круминьш не пошёл в палатку. Расстелил пиджак возле костра и лёг, подперев голову. Так лежал он, глядя на звезды, пока голова не склонилась сонно на подложенный в изголовье рюкзак…