Он вспомнил худенького, большеголового, зеленовато-бледного человечка, он походил на инопланетянина, едва понимающего странные законы, царящие на затерянной периферии Млечного Пути. По словам Шубана, Муравьев сразу же ушел в глухую несознанку, и подручным подполковника стоило немалого труда расколоть жестокого убийцу.
После серийных допросов у Шубана Муравьев и вовсе отключился.
Павлу Людвиговичу Муравьеву было лишь чуть за тридцать. Для столичной знаменитости это немного. Молодой ученый, лингвист и этнограф, успел издать несколько нашумевших книг по этнической психологии. Его последняя книга «Раб Луны», напечатанная пока в отрывках, успела вызвать громкий скандал и неутихающие споры в «желтой прессе». Нелепая гибель его юной беременной жены оборвала все.
– Не мог Муравьев убить. Он любил ее. – Костобоков искал и не мог найти слов и доводов более веских, чем любовь, зная, что «просто любовь» уже не может служить защитой и алиби, но обмылки мыслей выскальзывали, не давая поймать что-то важное, что, несомненно, таилось в судьбе Муравьева и его погибшей жены. – Может, убийца ушел через балкон? – угрюмо упорствовал Костобоков. – Надо чердак проверить.
– Ты лучше свой чердак проверь. Это двадцать второй этаж.
– У меня-то с чердаком все в порядке, а вот дело надо срочно направить на доследование… – чуть надавил на начальство Вадим Андреевич.
– Никакого доследования не будет. Злобных мокрушников надо давить! А вот откозлить от суда он может, этот невменяемый… Ух ты, василек какой!
Вадим оглянулся: по коридору шла высокая стройная девушка, похожая на Снегурочку, заплутавшую в прокуренных лабиринтах управления. Предвешняя оттепель вымочила ее полушубок и осыпала росной капелью дымчатый оренбургский платок. Пахнуло нарзанной свежестью и ледоходом, горькой приречной ивой. На нежных щеках – тень опущенных ресниц, золотые косы короной уложены над головой: архаичная, но бесконечно милая прическа. Вывернув шею, Костобоков успел заметить, что ноги у Снегурочки длинные, немного худоватые, но безупречно стройные, с многообещающей выразительностью линий. Да, Шубан зря не вскинется!
– Гликерия Потаповна? Прошу… – Вадим Андреевич строго, но доброжелательно окинул взглядом Снегурочку, ожидающую его у двери кабинета. Шутники в бюро пропусков поменяли порядок цифр, состарив Гликерию Потаповну на добрые сорок лет. Вот тебе и крокодилов цвет! Девушка была грустна и бледна, словно роковое предначертание – растаять при первом же теплом дыхании – все еще тяготело над ней.
Раскрыв тощую папочку с отчетом, Костобоков испытующе посмотрел в отрешенные глаза гражданки Сабуровой. Он не любил, когда его теребили. И так старался сделать все возможное, зная, что через полгода безуспешных розысков, рассылки запросов, расклейки фотографий, опросов свидетелей и проверки моргов пропавшие люди негласно считаются погибшими. Но отнимать у близких веру в чудесное воскрешение он не смел, это была уже не его компетенция.