Утро застало Вадима в кабинете. В половине десятого позвонила Фирюза Байрамовна, голосок в трубке звенел взволнованно:
– Отпечаток на стекле идентифицирован как принадлежащий правой ноге преступника. Отмечена избыточная масса тела.
– Вы смеетесь там всем отделом или Эдгара По вслух читаете? – взорвался Костобоков. – Кинг Конг жив? Из зоопарка пока не звонили!
– Это человеческая нога, Костобоков! И ваш солдафонский юмор здесь неуместен, – ледяным голосом отрезала Фирюза. – А вот сила у этого монстра огромная, об этом говорят повреждения рамы и сам характер преступления.
– Простите, нервы шалят, – сдался Костобоков. – И вот еще, к понедельнику подготовьте мне весь экспертный материал по делу Муравьева…
Он с удивлением посмотрел на листок ежедневника с адресами хирурга Реченко и профессора Заволокина: он уже начисто забыл о своих вчерашних планах. Вот только нагрудный карман кителя показался ему подозрительно тяжелым, и, перекладывая документы в гражданский плащ, он запоздало вспомнил о гребне, забытом девушкой.
«А что, если прямо сейчас…» – Вадим Андреевич с удивлением понял, что главное для него в это утро – увидеть ее! Удивится или испугается, а вдруг обрадуется? Ему редко радовались, но уж такая, как говорится, планида…
«ЗВОНИТЬ ЗДЕСЬ» – возвещала надпись у странной двери. Полотно ее было словно перевернуто. То, что располагается у обычных дверей сверху, было почему-то помещено еще и внизу. Нижний глазок, замок и звонок были врезаны на уровне колен Костобокова. Он даже слегка разволновался, чувствуя, что распаляются щеки, да и жарковато было в плаще с зимней подстежкой взбегать на пятый этаж без лифта. Сиротливое треньканье колокольчика замерло, и дверь слегка приоткрылась. В узком проеме было темно и пусто, и Костобоков не сразу заметил хозяина. С порога, снизу вверх, на него взирало таинственное существо, настоящий марсианский сфинкс с печально-замкнутым лицом, запрокинутым к далеким звездам.
Сходство с марсианским феноменом было бы почти полным, но на земном подобии была напялена майка-тельняшка, на литых плечах синели татуировки: тарантул и эмблема ВДВ. Красные, словно опаленные, в прозрачной стертой кожице, культи искалеченных рук упирались в пол. С правой стороны черепа чуть вихрились светлые пряди, а с другой – все было голо, точно вылизано языком. Левая половина лица отсутствовала, стесанная наждаком или сожженная напалмом. Но в уцелевшей половине этого апокалипсического лика мелькало что-то знакомое. Человекоголовый цербер смотрел на Вадима без всякого выражения, но в синем целом глазу, ярком и красивом, чудились наглость и насмешка. И сохранившимися чертами феномен явно походил на Гликерию!