– Убийство жены Муравьева тоже совершено этим вашим Щелкунчиком. Муравьев не виновен.
Валентин дожевал бутерброд, запил минералкой.
– Конечно не виновен… Мы следили за этим делом… Но он уже не вполне вменяем и вряд ли когда-нибудь сможет жить без медицинского надзора… Потеря жены, пожар в типографии, где набирали книгу, а копии и файлы были изъяты и пропали… Кто бы вынес такое?
– Вот так, был человек и нет человека… Значит, Щелкунчика на него просто натравили…
Валентин молчал, увлеченно дожевывая закуску.
* * *
– Садись, я довезу тебя. – Широким жестом песенного коробейника Валька распахнул дверцы огромной приземистой машины, а прощаясь, снял с руки крупные, тяжелые часы с черно-золотым циферблатом и протянул их Вадиму: – Поменяемся, то есть побратаемся часами? Бери, «Ролекс-сигма». На память о далеком друге.
Вадим отстегнул потертый ремешок и протянул Валентину свой «Полет», подарок гарнизона. Новые часы были непоправимо, бесчеловечно хороши.
– Не передумаешь? – Валентин потряс в воздухе своим нищенским трофеем.
Машина бесшумно снялась с места и исчезла. Сверкающее чужое чудо…
В ванной Вадим встал под теплый душ, хотя обычно истязал себя ледяным, но сегодня он заслужил такую поблажку. Тяжелая грусть не отступала. Радость удачи, священного риска, мужских игр на свежем воздухе где-то потерялась, отстала в пути, не поспевая за лаковым катафалком последней модели.
В тот же вечер, едва отлежавшись после «ночного», Костобоков заторопился на Староконюшенный к старику профессору. Этот немощный старик был единственной ниточкой, связующей его с миром загадочным и странным, где на оленьих упряжках подъезжали к Златоверхому Уру северные волшебники и вилами на воде писали письмена с заветами Бога. Но главное – только профессор мог помочь ему отыскать Гликерию.
Звонок неистовствовал, но тяжелая старинная дверь оставалась недвижной. Вадим забеспокоился и приник ухом к замочной скважине. До его слуха донеслись громовые симфонические раскаты и звуки литавр. Вадим забарабанил кулаком по медной табличке, изобличающей научную степень владельца квартиры. Вскоре дверь отворилась. Профессор был разгорячен и взволнован. Редкие взмокшие волосенки дыбились вокруг буроватого черепа, как осенний туман у вершины Эльбруса.
– О, северный орел пожаловал! Чем обязан? А впрочем, потом… Слушайте, слушайте же, вот оно, священное состояние души, победившей страх. Высокое и горькое звучание, от коросты отмывающее человеческое сердце. Вот трубы запели о торжестве, о последнем дерзновенном порыве к горнему… Это окончательная победа над зовом животной жизни! Это же Вагнер, молодой человек! – бормотал старик, помогая Вадиму высвободиться из объятий плаща. – Пум-пурум-пум-пум! Запели небесные трубы, их звуки летят из обителей, где нет земных печалей и горе оставлено у порога вместе с одеждами земного тела. Вот снова звучит зов небес и все грознее и ближе полет Девы Валькирии. Ну, я готов вас слушать, прошу в гостиную. Скорее чайку горяченького с дороги…