Заметив меня с порога, Майлз прижал палец к губам. В пижаме, и шелковом халате, он, неслышно ступая, прошел через комнату и, приблизившись к жене, осторожно отобрал у нее ножницы, положил их на стол.
Лора, казалось, не узнавала его. Лицо ее было странно отрешенным; неподвижные глаза широко распахнуты. Меня осенила внезапная догадка: Лора спала! Некоторое время Майлз разглядывал портрет, затем, тихонько дотронувшись до локтя жены, повел ее к выходу, Покорно, не сопротивляясь, она пересекла комнату, вышла в холл и поднялась вместе с мужем вверх по лестнице. Я вышла в холл вслед за ними, наблюдая, как они поднимаются. На повороте лестницы Майлз взглянул на меня, и я прочла в его взгляде мрачное предостережение.
Меня била дрожь, я никак не могла унять ее. Вернувшись в комнату, я не только закрыла дверь, но и придвинула к ней стул. Опустив каждое окно на дюйм или два, я затворила двери, выходящие в сад. Проходя мимо портрета, я замедлила шаги там, где стояла Лора, и сразу заметила на портрете следы тяжких разрушений. От одного конца рамы к другому пролегали глубокие порезы. Вертикальные, пересекаясь с горизонтальными, расчертили портрет на клетки, и рука вандала вырезала в них крестики и нолики. Зловещая игра подходила к концу, по диагонали достаточно было поставить один крест, чтобы выиграть партию.
Странно, что это злобное и разрушительное противоборство на холсте не коснулось лица Лоры. Ни один шрам не изуродовал его, в то время как грудь, колени и повернутые ладонями кверху руки были грубо исполосованы порезами. Я взяла ножницы. Кусочки холста и красок торчали на острых их концах. Содрогнувшись, я отбросила их так, словно они обожгли мне пальцы.
Интересно все же, чья возьмет? Мною овладело какое-то мрачное возбуждение. Будет ли у нолика какой-нибудь шанс изменить ход игры? Или следующим ходом крестик нанесет coup de grace[3] своему противнику? И кто такой нолик? А крестик?
Я осторожно опять перевернула портрет лицом к стене.
Моя постель все еще хранила тепло, и я благодарно проскользнула внутрь пуховика, стараясь унять дрожь. Как хорошо, что завтра я увижу Гуннара Торесена! Он такой спокойный, рассудительный, здравомыслящий! Я расскажу ему все, что случилось, и он наведет порядок в моей голове.
Когда я проснулась, уже давно было утро. Прошло не менее трех часов с тех пор, как рассвело. Зато я хорошо выспалась, отдохнула и была почти уверена, что никогда не слышала ночного шепота. Однако портрет и ножницы, лежавшие на ближайшем столе, никуда не исчезли. Я обрадовалась, что портрет повернут к стене, так как не имела ни малейшего желания снова лицезреть эту ужасную игру в крестики и нолики.