Никитин еще раз осмотрелся и взял со стола раскрытую книгу, положенную корешком вверх. Это была «Анна Каренина» Л. Толстого, на первой странице стоял штамп городской библиотеки. Гуляев остановился на волнующем месте, когда Каренин, приехав в Петербург по телеграмме жены, узнает от Капитоныча о благополучных родах Анны и ясно осознает, что страстно желал ее смерти.
Просматривая книгу, Никитин вдруг увидел, что внизу, на четыреста пятой странице, под строкой: «…боком к спинке на низком стуле сидел Вронский и, закрыв…», была резкая черта, сделанная ногтем! Очевидно, когда раздался стук в пол его комнаты, Гуляев читал страницу на этом месте и, отложив книгу, чтобы не забыть, подчеркнул это место ногтем. Но книга была библиотечной. Кто подчеркнул это место ногтем: Гуляев или кто-то другой? Эти мысли толпились в голове Никитина.
— Вот и вода! — шумно поставив ведро на пол, сказал Гуляев и, заметив книгу в руках Никитина, добавил: — Третий раз читаю «Анну Каренину» и каждый раз нахожу в этой книге много таких мест, которые читаю как первый раз в жизни.
— Хорошая книга, — согласился Никитин. — С одним не согласен, Сергей Иванович: зачем вы портите такую книгу, да еще библиотечный экземпляр.
>— Зачем вы портите такую книгу, да еще библиотечный экземпляр.
>— Чем же это я порчу? — удивился Гуляев.
— Чем же это я порчу? — удивился Гуляев.
— Подчеркиваете ногтем, где остановились. Это уродует страницы, — сказал Никитин, ощущая знакомое, тщательно сдерживаемое волнение.
— Только и всего? — засмеялся Гуляев. — Такая у меня привычка, я даже сам не замечаю, как это у меня получается, — сказал он и начал фильтровать проявитель, переливая его из бутылки прямо в бачок проявления.
Целый час просидел у Гуляева Никитин. Пленка была проявлена, негатив оказался неплохим, много живых детских кадров и пейзажей похвалил «учитель», и только в двенадцатом часу ночи Никитин ушел.
«Если вокруг него пустота, если речь его скрывает мысли, — думая о Гуляеве, вспоминал Никитин слова секретаря горкома, — если он сам создает вокруг себя ореол непогрешимости и кристальной чистоты — берите его под сомнение и проверяйте!»
Который раз Никитин мысленно возвращался к беседе с Романом Тимофеевичем Горбуновым. Только большой жизненный опыт этого человека, страстность суждений, острое оружие метода диалектического анализа позволили Горбунову сделать такие глубокие и верные выводы.
Даже если бы не было этой черты, сделанной ногтем в томике Толстого, даже тогда, только по тем предпосылкам, которые ему дал Роман Тимофеевич, следовало тщательно проверить Гуляева.